Во рту стало еще суше. В тот день у меня не было с собой воды. Я обильно потела в очень горячей сауне. Я создала идеальные условия для теплового удара. Специально. Неужели я собираюсь сама получить тепловой удар? Неужели у меня сейчас уже тепловой удар? Что вообще такое этот тепловой удар?

Я запаниковала. Я будто умирала в этой сауне. Я тут же увидела свой некролог: «Она получила тепловой удар, пытаясь выиграть бесплатное членство в спортзале на севере Лондона». Моим родителям сказали бы, что я умерла одетой, как убийца, читая руководство по 8-минутному упражнению для идеального пресса.

Меня словно готовили на медленном огне, но где-то глубоко внутри меня повеяло холодом. Я сошла с ума. Я не теряла рассудка, мой рассудок давно покинул меня сам.

Я открыла дверь сауны.

Позже, попивая воду в кафе, я уставилась в пространство. Я выпила еще воды. Я пошла домой и легла на диван, потому что у меня хватило сил только на это.

Что со мной случилось? Без работы, без друзей, а теперь и без рассудка[9].

Я не горжусь тем фактом, что момент прозрения случился в сауне за прочтением Men’s Health. Я совершенно потерялась. Я больше не знала, где кончается моя естественная интроверсия и начинаются депрессия и одиночество. Когда-то ведь я была счастливым интровертом, но мне удалось закопать себя в яму с помощью страха, неуверенности и застоя.

В тот день я подытожила имеющиеся факты: моя жизнь была незначительной и я хотела посмотреть, понравится ли мне более насыщенная. А насыщенная, как я знала в глубине души, означала открытие моего мира, особенно другим людям. Куче людей. Я прочитала много статей о том, как трудно заводить друзей в 30 лет, и знала, что людям вроде меня будет еще хуже. Мой образ действия в дружбе был таким: а) ты – мой лучший друг, и я рассказываю тебе все свои интимные секреты; б) ты незнакомец, опасный и неизвестный, готовый напасть в любой момент.

Я смотрела в окно кафе на мир, проплывающий мимо меня. Я скучала по своим друзьям, разбросанным по всему миру. Я скучала по чувству восторга от происходящего. Реальность была такова: я чувствовала, что моя жизнь проходит мимо. Я знала, что должна была делать.

Я бы говорила с новыми людьми – не просто смол толк[10], а с фразочками в духе «И как твой отец к этому отнесся?».

Я бы выступала на публике. Я бы путешествовала одна и заводила новых друзей в дороге, я бы отвечала согласием на приглашения, я бы ходила на вечеринки и не была бы первой, кто с них уходит.

И если я переживу все это, то попытаюсь покорить Эверест для застенчивых людей: выступлю на стендапе. Вместо того чтобы «выбрать свое собственное приключение», я выберу свой собственный кошмар.

В конце концов, чтобы полностью искупить вину за то, что я слишком рано включила свет на своем двадцать втором дне рождения, я бы устроила званый ужин, пригласила людей, которых встретила на своем пути, и не выгнала бы их всех через час. Я бы развлекала, я бы болтала, я бы праздновала.

Это было бы похоже на бег трусцой: очень потно и неудобно, с учащенным сердцебиением и агонией, но, возможно, на пользу в долгосрочной перспективе.

Другими словами, я была бы экстравертом.

Я дала себе год.

Мужчина, сидящий рядом со мной, хорош собой. Высокий, смуглый и красивый. Добрые голубые глаза. Клетчатая рубашка. Закатанные джинсы.

Мы смотрим искоса друг на друга и встречаемся взглядами. Я делаю глубокий вдох.