– Опять же, ружье, – развивал мысль Гольст. – Могло оно остаться на кровати, если бы Александр Карпович стрелял в себя сам?

– Хотите сказать, что в силу отдачи оно должно было упасть на пол? – уточнил Ворожищев.

– Скорее всего. Хотя утверждать это категорически трудно. Надо, по-моему, выслушать мнение баллистов.

– Несомненно, – согласился Ворожищев. – Не понимаю, почему этого не сделал следователь, который первым вел дело.

– Мы должны точно знать, – продолжал Гольст, – под каким углом был произведен выстрел в Ветрова и где должно было оказаться ружье в результате отдачи.

– Да, да, баллистическая экспертиза необходима, – заключил Ворожищев. – Это поможет прояснить ситуацию.

Проведение посмертной психиатрической экспертизы – дело весьма хлопотное и трудное. Психическое заболевание не оставляет явных следов на теле, подобных шрамам, рубцам, изменениям внутренних органов. Если умерший не состоял при жизни на учете в психиатрической больнице, то очень непросто установить, нормальный он был или нет. Для этого требуется выяснить, как он вел себя в кругу родных, знакомых, сослуживцев. А это значит – опросить множество людей.

Но и тогда истину установить сложно: сколько людей, столько и мнений.

Александр Карпович Ветров на учете у психиатров не состоял. Единственный раз его признали больным шизофренией в далеком 1943 году. Но чем с большим числом родственников, друзей и сослуживцев погибшего беседовали следователи, тем сильнее укреплялись во мнении, что у Ветрова была вполне нормальная психика. Так почему же в 1943 году его признали шизофреником? Врачебная ошибка? Симуляция?

Инспектору уголовного розыска капитану Самойлову удалось разыскать одного человека, знавшего Ветрова со времен войны. Это был Чичков, пенсионер и инвалид. Он служил вместе с Александром Карповичем в запасном полку. Чичков, в отличие от Ветрова, попал в действующую армию, воевал, был ранен. Встретился со своими однополчанами в конце пятидесятых годов, когда Ветров уже ходил в начальниках.

Жилось Чичкову нелегко: часто болел из-за ранения. Он попросил Александра Карповича помочь ему в устройстве на подходящую работу. Тот пообещал и отделывался обещаниями несколько месяцев, так ничего для старого знакомого и не сделав…

– Как же это? – удивился капитан. – А воинская дружба?

– Нашли вояку, – горько усмехнулся Чичков. – Ветров только и мечтал о том, как бы застрять в тылу. Помню, случай у нас был на учениях. Одному пареньку из нашего взвода оторвало три пальца на правой руке. Патрон взорвался. Комиссовали, естественно. Ветров признался мне тайком, что завидует ему. Я говорю: вот дурья башка, чему завидуешь? Он засмеялся: для настоящего мужчины главное – голова. А что, мол, если руки будут целы, а башку оторвет.

Почему Ветрова освободили от службы в армии, Чичков не знал.

Капитан Самойлов рассказал об этой беседе следователю Гольсту.

– Выходит, Ветров мечтал, чтобы его комиссовали, – прокомментировал свой рассказ Самойлов. – И нашел себе вполне подходящую болезнь: и голова, и руки целы остались.

– Как же врачи его не разоблачили? – покачал головой следователь. – Ведь в те времена были очень большие строгости.

– А может, подкупил кого. Тогда тоже продажные шкуры встречались. В общем, Ветров-старший – тот еще патриот! – Самойлов махнул рукой. – Интересно, что говорила ему совесть, когда он после войны каждый год 9 Мая принимал поздравления и подарки?

– Она, вероятно, шептала так тихо, что он ничего не слышал, – усмехнулся Владимир Георгиевич. – Ну что ж, для нас из всего этого важно сделать вывод: болел Ветров шизофренией или нет, мог покончить с собой на этой почве или не мог?