Снова были допрошены соседи Ветровых по даче. Где, когда видели Ларису с тем человеком? Как он выглядел? Из местных ли? Капитан тщательно изучил картотеку лиц, состоящих на учете в районной милиции.

Когда следователь поинтересовался у Самойлова результатами, тот ответил:

– По существу, Владимир Георгиевич, никаких определенных примет о том мужчине никто сообщить не может. Более того, я так и не нашел ни одного человека, который бы лично видел Ларису с ним. Короче, тетя Маша слыхала, что бабка Дарья видала…

– Считаете, сплетни?

– Похоже.

– И все же надо искать возможного соблазнителя.

– Разумеется, – кивнул Самойлов. – Но… – Он улыбнулся. – У кого это из писателей: трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно…

– Если кошки там нет, – тоже с улыбкой закончил Гольст. – Однако, как говорится, дыма без огня не бывает. Лариса, судя по показаниям знакомых, была не по годам развита, с мальчишками заигрывала.

– Уж кто действительно не по годам вел себя с представителями противоположного пола, так это ее старший брат, – заметил капитан.

– Борис?

– А кто же еще. Родители, мне кажется, закрывали глаза на то, что их сын слишком рано узнал женщин.

– Есть факты?

– Судя по тому, что говорят соседи и знакомые… Когда родители и сестра бывали на даче, Борис приводил девушек на городскую квартиру. А когда пустовала дача – заявлялся с компанией туда. Причем женщины каждый раз были разные. Некоторые значительно старше самого Бориса.

– А может, родители об этом ничего не знали? – высказал предположение следователь.

– Трудно поверить, – ответил инспектор уголовного розыска. – Я понимаю, парень он привлекательный…

– Интересный, – согласился Гольст.

– Но ведь родители должны были как-то сдерживать его. Воспитывать, что ли, цельность, высокие нравственные качества. – Увидев, что следователь задумался, капитан спросил: – Появилась какая-то идея?

– Очередная. Я вот что думаю: а не замешана ли тут ревность? Точнее, месть на почве ревности?

– Возможно. Или месть за попранную честь сестры, дочери…

– Вот-вот, – подтвердил Гольст. – Поработайте в этом направлении.

– Хорошо, – кивнул Самойлов.

Через несколько дней капитан сообщил Гольсту, что в прошлом году у Бориса Ветрова была какая-то неприятность, связанная с одной девушкой – Мариной Зубовой. А этой весной вернулся из армии брат Марины – Виктор и якобы обещал рассчитаться с Борисом. Более того, Виктора Зубова вроде бы видели в Быстрице незадолго до трагических событий на даче Ветровых.

Гольст решил побеседовать с девушкой.

Марине только-только исполнилось девятнадцать лет. Она очень смущалась.

Тактично, без нажима, Владимир Георгиевич все же сумел добиться от нее показаний.

– В прошлом году я лежала в городской больнице… – начала рассказывать Зубова.

– А что у вас было?

– Ревмокардит. Там красивый двор, как парк. Гулять можно. Сижу я как-то вечером на скамеечке, смотрю, идет Боря Ветров. В белом халате…

– Вы были знакомы раньше?

– Ну да! Я знала, что Боря учится в медицинском. Он подошел ко мне, поздоровался, поинтересовался, что со мной. Я сказала, что лежу в четвертом отделении. А он в это время был на практике, и как раз в ту ночь у него было дежурство. Боря спросил, в какой я палате. Когда поужинали и легли спать, он пришел. Говорит – пойдем, послушаем музыку, а то, мол, здесь скучища.

Я пошла. А что? Действительно, в больнице от тоски не знаешь, куда деваться.

Он повел меня на другой этаж. Зашли в какую-то комнату. Там были только столик и лежанка, обитая дерматином, ну, как в больницах бывает. В комнате находился еще один врач, вернее, практикант, как я потом поняла…