– Ещё нет, но скоро остановится, – я вытянула руку вверх, чтобы ускорить процесс. – И что же нам теперь делать? Может, испробуем эту штуку?

– О Боже, это ведь тебе не автомобиль, на котором можно совершить пробную поездку, – сказал Лукас, заламывая руки.

– А почему бы и нет? – спросила я. – Кажется, мы именно это и собирались сделать?

– Да, вроде как, – сказал он и покосился на толстый фолиант, который принёс с собой. – Вообще-то, ты права. Во всяком случае, мы можем его испробовать, чтобы знать наверняка, хотя у нас не так уж много времени. – Лукас вдруг засуетился.

Он склонился над книгой и открыл записи хранителей из прошлого.

– Надо внимательно выбирать дату, чтобы ты случайно не оказалась прямо на совещании. Или перед носом у одного из братьев де Виллеров. Они много раз элапсировали в этом зале и провели здесь в прошлом значительную часть своей жизни.

– А могла бы я встретиться с леди Тилни? С глазу на глаз? – я снова оживилась. – Когда-нибудь после 1912?

– Но будет ли это таким ли уж разумным ходом с нашей стороны? – Лукас листал фолиант. – Мы ведь не хотим ещё сильнее запутывать и без того сложные вещи.

– Но мы не можем просто так упустить наш и без того ничтожный шанс! – крикнула я и подумала о том, чему меня учила Лесли. Я должна пользоваться каждой возможностью, и главное – задавать вопросы. Как можно больше вопросов, любых, какие только приходят в голову.

– Кто знает, когда я смогу попутешествовать туда, куда захочу! В сундуке ведь может оказаться что угодно, и тогда я, возможно, уже этого не сделаю. Когда мы встретились с тобой впервые?

– 12 августа 1948 года, в 12 часов дня, – сказал Лукас, задумчиво листая Хроники хранителей. – Я никогда этого не забуду.

– Точно. И чтобы ты никогда этого не забыл, я тебе это запишу, – сказала я, восхищённая собственной гениальностью.

На листе из своего блокнота я нацарапала:

Я резко вырвала лист и сложила его в четыре раза.

Мой дедушка на секунду поднял глаза.

– Я мог бы послать тебя в 1852 год, в 16 февраля, полночь. Леди Тилни как раз элапсирует туда из 25 декабря 1929 года, 9 утра, – пробормотал он. – Вот бедняжка, даже Рождество дома не смогла справить. Они всегда дают ей с собой керосиновую лампу. Послушай, что здесь написано:

Он повернулся ко мне.

– Шерстяные поросята! Ты себе представляешь? Ей грозит остаться на всю жизнь заикой, если ты вдруг возникнешь перед ней из ниоткуда. Мы правда пойдём на это?

– Из оружия у неё только вязальный крючок, кончик у которого скруглён, если я правильно помню.

Я склонилась над хронографом.

– Итак, сначала год. 1852, значит, я начинаю вот с этого колесика, правильно? MDCCCLII. А февраль согласно кельтскому календарю будет четвёртым месяцем, нет, то есть, третьим…

– Что ты творишь? Сначала следует перевязать твою рану и спокойно обо всём поразмыслить!

– Но у нас нет на это времени, – сказала я. – Вот этот рычаг, правда же?

Лукас боязливо заглянул через моё плечо.

– Не так быстро! Все данные должны быть выверены с чрезвычайной точностью, ведь иначе… – у дедушки снова был такой вид, будто его вот-вот стошнит. – К тому же, никогда не держи хронограф в руках, а не то ты унесёшь его с собой в прошлое. И никогда не сможешь вернуться обратно!