Джеймс печально посмотрел на меня, затем на Лесли, причём его взгляд задержался на плиссированных школьных юбках выше колен, а потом и на самих наших коленках.

– Знала бы бедная маменька, во что будут обряжены герои моего болезненного забытья, ах, как бы она испугалась! Надо сказать, я и сам напуган. Никогда бы не подумал, что моё воображение обладает столь испорченным вкусом.

Кажется, денёк у Джеймса выдался не ахти.

Хорошо хоть, что Химериус (которого, кстати, Джеймс терпеть не мог!) решил остаться сегодня дома (чтобы не спускать глаз с сокровищ и с мистера Бернхарда, как он уверял. Мне же казалось, что он просто хотел снова позаглядывать через плечо бабушки Мэдди, которая как раз читала очередной бульварный роман).

– Испорченный вкус! Что за удивительный комплимент, Джеймс, – мягко заметила я. Мне давно уже надоело объяснять бедному призраку, что он не спит и не бредит, а на самом деле умер примерно двести тридцать лет тому назад. Могу представить, насколько неприятно слышать такое в свой адрес.

– До этого доктор Бэрроу снова лечил меня кровопусканием, и я даже сделал пару глотков, – продолжал он.

– Мне так хотелось бредить в этот раз о чём-нибудь Другом, но, увы… я снова здесь.

– Вот и хорошо, – радостно сказала я. – Мне бы очень тебя не хватало.

Губы Джеймса растянулись в улыбке.

– Да, я лишь лгал сам себе, повторяя, что вычеркнул вас из своего сердца. Вы хотите продолжить наши уроки хороших манер?

– К сожалению, мы уже спешим. Но завтра как обычно, правда?

На лестнице я снова обернулась и спросила:

– Да, кстати, Джеймс, в 1782 году, в сентябре, как там звали твоего любимого коня?

Двое мальчишек, которые как раз несли по коридору стол с проектором, остановились как вкопанные, а Лесли захихикала, когда оба одновременно отозвались:

– Это ты мне?

– В прошлом году? В сентябре? – переспросил Джеймс.

– Конечно же, Гектор. Он всегда будет моим излюбленным скакуном. Самая величественная пегая лошадь, которую лишь можно представить.

– А какое твоё любимое блюдо?

Мальчишки с проектором таращились на меня как на сумасшедшую. Джеймс нахмурился.

– К чему эти вопросы? Я вовсе не голоден.

– Ну, это может подождать до завтра. Пока, Джеймс.

– Меня зовут Филни, ты, дурочка, – сказал один из мальчишек, а второй улыбнулся и добавил:

– А меня – Адам, но ты не волнуйся! Обойдёмся без деталей, можешь называть меня Джеймсом, если тебе так хочется.

Не обращая на них ни малейшего внимания, я подхватила Лесли под руку, и мы побежали вниз.

– Земляника! – крикнул мне вслед Джеймс. – Земляника – вот моё самое любимое из блюд!

– Это ещё зачем? – хотела знать Лесли, пока мы спускались по лестнице.

– Когда мы с Джеймсом встретимся на этом балу, я хочу предупредить его, что он заразится оспой, – объяснила я. – Ему всего двадцать один. Слишком ранняя смерть, тебе не кажется?

– Но можно ли тебе в это вмешиваться? Ну, ты же знаешь, судьба, предопределение, всё такое.

– Да, но ведь почему-то он до сих пор тут ошивается. Может, моя судьба именно в том, чтобы ему помочь.

– И поэтому тебе снова надо попасть на этот бал? – спросила Лесли.

Я пожала плечами.

– Наверное, всё это записано графом Сен-Жерменом в этих дурацких хрониках. Чтобы получше со мной познакомится, или что-то в этом роде.

Лесли многозначительно подняла брови.

– Что-то в этом роде.

Я вздохнула.

– Как бы там ни было. Бал состоится в сентябре 1782-го, а заболеет Джеймс уже в 1783 году. Если мне удастся его предупредить, он бы мог, например, уехать в деревню, как только услышит о начале эпидемии. Или, по крайней мере, будет держаться подальше от этого лорда Дингенса. Ты чего смеёшься?