Создание письменности привело к очередной ссоре с Гуляшом. Новым идеям удавалось пробиться в голову старого крыса, разве что напрыгнув с разбега. Фасоль Опасно-для-Жизни своим странно спокойным голосом объяснил, что познания каждой крысы, если их записывать, сохранятся даже после того, как сама крыса умрет. Дескать, тогда все крысы смогут постичь мудрость Гуляша. «Еще чего!» – запротестовал тогда Гуляш. На то, чтобы овладеть некоторыми известными ему хитростями, у него ушли годы! С какой стати ему отдавать все эти умения просто так, за здорово живешь? Ведь это значит, что любой крысенок будет знать не меньше его!

На это Фасоль Опасно-для-Жизни ответил: «Либо мы будем сотрудничать, либо все погибнем».

Такова была следующая Мысль. Перевести «сотрудничество» оказалось непросто, но ведь даже киикики порою поддерживают ослепшего или раненого сотоварища, а если это не сотрудничество, то что же? Жирная черта там, где Персики изо всех сил надавила на грифель, означала «нет». Изображение капкана означало «смерть», «плохо» или «не делайте так».

Последняя увековеченная на бумаге Мысль гласила: «Нельзя гадить там, где ты ешь». Ничего сложного.

Персики сжала грифель в обеих лапках и тщательно нарисовала: «Крысы не должны убивать друг друга».

Персики немного отстранилась. Да… неплохо вышло… «капкан» – хороший символ для обозначения смерти, а для пущей важности она изобразила еще и мертвую крысу.

– А если все-таки придется? – уточнила она, не отрывая глаз от рисунка.

– Значит, придется, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – Но все равно так нельзя.

Персики грустно покачала головой. Она поддерживала Фасоль, потому что… ну, потому что было в нем что-то такое. Он не отличался ни крупным ростом, ни проворством, он был почти слеп и совсем слаб, и порою он даже поесть забывал, увлекшись очередной мыслью, которая никому прежде в голову не приходила – по крайней мере, никому из крыс. Мысли эти по большей части ужасно раздражали Гуляша – как, скажем, в тот раз, когда Фасоль Опасно-для-Жизни спросил: «Что есть крыса?» – а Гуляш ответил: «Зубы. Когти. Хвост. Бежать. Прятаться. Жрать. Вот что такое крыса».

Фасоль сказал тогда: «Но ведь теперь мы еще и способны задаваться вопросом: «Что такое крыса?» – вот как он сказал! – А значит, мы теперь нечто большее».

«Мы – крысы, – доказывал Гуляш. – Мы бегаем туда-сюда, мы пищим, мы воруем еду, мы делаем новых крыс. Для этого мы созданы!»

«Но кем?» – спросил Фасоль Опасно-для-Жизни, что привело к очередному спору по поводу доктрины о Большой Крысе Глубоко под Землей.

Но даже Гуляш следовал за Фасолью, равно как и другие крысы – такие, как Гуталин и Пончик Вход; и все они прислушивались к его словам.

А Персики, в свой черед, прислушивалась к их разговорам. «Нам даны носы», – объяснял Гуталин своим взводам. Но кто дал крысам носы? Мысли Фасоли Опасно-для-Жизни постепенно просачивались в головы его сородичей, а те и не замечали.

Фасоль придумывал новое мышление. Новые слова. Способы понимать все то, что с крысами происходит. Здоровенные крысы, крысы, покрытые шрамами, прислушивались к жалкому заморышу, потому что Изменение увело их в темноту, и, похоже, один только Фасоль понимал, куда они идут.

Персики оставила его рядом со свечой и отправилась на поиски Гуляша. Тот сидел у стены. Как большинство старых крыс, он вечно жался поближе к стенам, подальше от открытых пространств и слишком яркого света.

Его, похоже, трясло.

– С вами все хорошо? – спросила Персики.

Крыс перестал дрожать.

– Отлично, все отлично, я в полном порядке! – рявкнул Гуляш. – Прихватило меня малость, вот и все, ничего серьезного!