Он падает рядом со мной на валун и перекатывает зубочистку из одного угла рта в другой. Его густая борода забавно шевелится от этого движения.

Мы оба смотрим на горизонт над головами наших братьев, которые сидят у подножия огромного валуна.

– Ты опять стонал, – тихо говорит Волк. – Может, тебе таблетки какие-то попить?

– Ага, жидкие. Вискарь, например.

Волк хмыкает и качает головой.

– Дубина говорит, что он от своей паранойи избавился с помощью какого-то мозгоправа.

– Блядь, Волк, не еби мозги, – тихо цежу я, не отрываясь глядя на горизонт.

– У тебя постоянно такая херня, когда мы проезжаем мимо этого городка, – он бросает на меня взгляд, а потом тоже смотрит на возвышающийся на высоком холме старинный особняк.

Я знаю, что в низине за ним лежит город. Точнее, городок. Маленький, отвратительный, населенный людьми, которые мнят себя добропорядочными верующими христианами. Но стоит войти в один из домов и приоткрыть шкаф, как оттуда посыплются скелеты. Старые, насквозь прогнившие и изъеденные червями.

– Никогда не хотел туда возвращаться, – произношу вслух, чем удивляю самого себя.

– А сейчас вдруг захотел?

– Хочу познакомиться с девчонками.

– Нахера тебе это?

– Не знаю, Волк, – отвечаю еще тише.

Я настолько привык доверять инстинктам, что не могу просто так отбросить это желание. Как будто я должен быть в Бригэм-Хиллс в ближайшее время. Как будто меня там ждет то, что перевернет мою жизнь. И от этого мое давно уже почерневшее сердце начинает истошно колотиться где-то в горле. Откуда такая конченная реакция на этот отвратительный, мерзкий городок? Место, куда я никогда не планировал приезжать снова.

Каждый год, всем клубом отправляясь на крупный рок-фестиваль для байкеров, мы проезжаем по этой дороге. И почти каждый раз останавливаемся именно тут, чтобы отдохнуть и перекусить. До дома всего пара часов езды, но мы уже так давно в дороге, что привал просто необходим. Только вот почему, блядь, каждый раз именно здесь?! Ну, если не брать во внимание объективные причины. Удобное плато, с одной стороны окруженное каменными валунами, которые закрывают от ветра. А с другой – красивые заросли деревьев, за которыми поднимается холм, где и стоит тот самый особняк.

Место, несомненно, живописное, и парням нравится здесь тусоваться, когда мы делаем привал. Раньше и мне нравилось. Я даже испытывал какое-то злорадное удовлетворение. И, несмотря на то, что никто из прошлой жизни давно не смог бы узнать меня, мне все равно казалось, что, взбираясь на холм, я демонстрирую людям из своей прошлой жизни, что все-таки выжил, невзирая на их попытки убить меня.

– Сворачиваемся! – слышим мы голос Грозного и опускаем взгляды на огромного байкера, вразвалочку идущего к своему Харлею. – Через пять минут все должны быть на байках!

Я сталкиваюсь взглядом с Волком. Бросаю еще один на верхушку крыши особняка и понимаю: сейчас или никогда.

– Поедешь? – спрашивает Волк, и я интуитивно понимаю, что он подразумевает не дальнейшую дорогу с моими братьями.

– Да, – отвечаю коротко и спрыгиваю с валуна, чтобы сесть на мотоцикл и поехать туда, где не был уже двадцать восемь лет.

Завожу рычащий мотор и киваю Грозному, молча давая понять, что не продолжу путь с ними. В ответ он кивает, и, развернув мотоцикл, я двигаюсь в обратном направлении, откуда приехал. Сворачиваю с главного шоссе на двухполосную дорогу, ведущую к Бригэм-Хиллс. И вот уже меня окружают холмы, густо поросшие деревьями и кустами.

Останавливаюсь у огромной вывески и, сняв шлем, вешаю его на руку. На вывеске изображен белый домик с низким заборчиком. Перед ним стоит семья: отец, мать и двое детей. Отец обнимает мать за плечи, а ее руки лежат на плечах детей. Все они широко улыбаются. Справа от домика вдалеке нарисована церковь. Такая, какой я ее помню. Она врезалась мне в память, как будто я видел ее вчера. Мне кажется, даже с моими корявыми художественными навыками я смог бы нарисовать ее с закрытыми глазами, и попал бы в точку.