Троица затихла в гнетущем ожидании. Размеренный стук колес и рокот двигателя становились все громче. Огонек в темноте туннеля неумолимо приближался.

– Ждать! – громким шепотом приказал командир, опасаясь, что трясущаяся от страха парочка откроет огонь раньше времени. – Только по моей команде.

Тарахтящий мотор резко сбавил темп. Завизжали тормозные колодки. Сточенный металл золотистым шлейфом заструился по шпалам. Похоже, в подъезжающей дрезине заметили преграду и начали экстренно тормозить.

– Ждать!!! – просипел комиссар.

Теперь оставалось лишь надеяться, что из-за расстояния и рева двигателя подъезжающие не слышали стрельбы.

Однако опять все пошло наперекосяк, словно само метро за что-то прогневалось на затаившихся в засаде людей. Дрезина замерла совсем не там, где нужно, а гораздо дальше, и для стрельбы на поражение дистанция оказалась слишком велика. Вряд ли сидящим стрелкам теперь удастся с первого залпа уничтожить всех новоприбывших. Ситуация оборачивалась совсем не в пользу комиссара и его команды. Оба бойца растерянно посмотрели на своего командира, но тот лишь скрипел зубами в бессильной злобе.

Внезапно им в лицо ударил слепящий луч. После нескольких часов, проведенных в темноте, яркий свет больно резанул по глазам. Ощупью, с матом натыкаясь друг на друга, троица мгновенно попряталась за укрытия.

С подъехавшей дрезины не доносилось ни звука. Комиссара прошиб холодный пот: «Раз есть прожектор, значит, это уже не просто обычный транспорт, а боевая бронированная тачанка со всеми надлежащими атрибутами. У нее тогда еще и пулеметное гнездо стоит на возвышении…»

То, что подкатила именно тачанка, подтвердилось уже в следующую секунду. Ее экипаж адекватно оценил препятствие, посеченное пулями на том месте, где они сами должны были проехать. По засаде открыли огонь. С дробным стуком вокруг заплясали пули. Они свистели над головой и гулко ударялись о металл. Звонкий рикошет гулял по туннелю.

Первым не выдержал напарник Семенова. Мужчина поднял руку над двигателем, за которым прятался, и пальнул из трофейного обреза. Владелец шапки последовал его примеру. К несчастью, чтобы навести на цель длинный ствол охотничьего ружья, пришлось наполовину высунуться из-за своего укрытия, и, едва успев спустить курки, он оказался прошит очередью из пулемета. Напарник с ужасом наблюдал, как пули насквозь пронзают боевого товарища, вырывают из тела ошметки плоти пополам с клочками ватника, оставляя за собой след кровавых брызг. Одна из пуль угодила прямо в лицо. От этого ушанка слетела с головы, забрав с собою не меньше половины содержимого черепа. Ружье выпало из рук обезображенного трупа.

Мужчина, наблюдавший смерть напарника, торопливо перекрестился.

– Крестовский, мать твою!!! – заорал комиссар, перекрывая грохот выстрелов. – Е…м не щелкай!!! Светильник, ёпт!!! По нему стреляй!!!

Тот торопливо кивнул. Высунувшись из-за своих укрытий, они попытались попасть в прожектор, но бивший в лицо свет лишал всякой возможности прицелиться. Тачанка виделась одним размазанным пятном. Оставалось стрелять наудачу. Непрерывно строчивший пулемет противника никак не добавлял шансов попасть в злополучный прожектор. Пистолетные пули, как и дробь из обреза, бессильно отскакивали от бронелистов тачанки.

Тем временем пулеметчик сориентировался и сделал поправку на торчащую голову Крестовского. Пули замолотили аккурат в двигатель, за которым тот прятался. Мужчина мгновенно сжался в комок и забормотал:

– Отче наш, иже еси на…

– Я те дам!!! – грозно рявкнул комиссар молившемуся и для убедительности погрозил кулаком. – Отставить, боец!!!