— Ну да, — кивнул Рома, подумал и откатил распоротое колесо подальше, — у тебя есть фонарик? Посвети мне.

— К чему ты клонишь, Ром? — я начала догадываться о том, что он мог посчитать причиной задержек Матвея на работе. Опять он свою песню про измену заводит?

— Да ни к чему. Просто он неудачник, недоступен в тот момент, когда больше всего тебе нужен! — чуть более эмоционально ответил он, но я знала, что под этими нейтральными словами скрывается намного большее.

Не знаю, было ли честным, звонить именно ему, особенно после того, как я обошлась с нашими отношениями, пройдясь ни ним гусеничным трактором и безжалостно расколов замечательную дружбу. Первой поставила стену и первая же через неё прыгнула.

Не зная, что ему говорить, я спряталась от ответа в салоне своей машины в поисках фонарика. Под не очень ярким салонным светом нашла его в бардачке за салфетками. Выбралась наружу и тут же включила его, направив широкий луч прямо на Рому. Белый свет тут же проявил малиновое пятно на его шее, прямо над воротником рубашки. Засос. Свежий.

— Я понимаю, что я хорош, но лучше на колесо светить, — поправил он меня, когда я поняла, что слишком надолго залипла на нём.

— Да, прости, — исправилась я и закусила губу, подсвечивая его работу.

Пока он навешивал запаску и закручивал болты, а я заворожено смотрела за быстротой его ловких пальцев, в голове запульсировала неприятная мысль. Я не просто вытащила его из кровати.

Он был с женщиной. Эта странная тонкая сладость, которая подмешалась к запаху его дезодоранта, она мне не показалась у его шеи, она там действительно была. След на шее, расстёгнутая рубашка.

Я испортила ему свидание.

Если до этого мне было неловко, то теперь стало просто испепеляюще стыдно. Личную жизнь Рома не любил афишировать, но почти вся женская половина офиса вздыхала о нём именно потому, что, по слухам, у него никого не было уже очень давно. Он равнодушно смотрел на закапанные слюной декольте воздыхательниц и сохранял таинственный ореол загадочного, но привлекательного одиночки. И ровно в тот момент, когда у него наконец-то с кем то получилось пойти на свидание, я выдернула его из чьих-то страстных объятий.

— Ну вот! Почти готово! — Рома распрямился, завернув последний болт. Пнул для надёжности шину и переключил домкрат, тот сразу зажужжал, медленно опуская заднее колесо на асфальт. — Садись в машину, прохладно стало, замёрзнешь.

Я пошла к водительской двери.

— Позволь мне побыть джентльменом, — остановил он меня, когда я взялась за ручку. Я оглянулась с немым вопросом, и он продолжил, — сесть за руль и отвезти тебя домой.

Я немного задумалась, но всё же согласилась.

— Хорошо, за то, что ты спас меня от медведей, я разрешу тебе порулить моей деткой.

Рома забавно усмехнулся, а я обошла вокруг капота и уселась на пассажирское сидение, потёрла ладошки, чувствуя, что он был прав и я действительно начала замерзать. Пусть было и лето, но к часу ночи в лесу становилось прохладно.

После того как он закинул рваное колесо и домкрат в багажник, Рома уселся на водительское сидение и нежно провёл руками по рулю.

— Ну, здравствуй, детка! — страстно поздоровался он с моей машиной, — обещаю, буду нежен!

Он завёл двигатель и так плавно тронулся, что я сразу поверила ему про нежность, особенно глядя на пальцы на оплётке руля. Всегда завораживали его руки, у Матвея совсем не такие, широкие и массивные, у Ромки же узкие ладони и длинные пальцы как у пианиста. Интересно программистов можно считать пианистами? Ведь они тоже пишут свои симфонии кодов на клавиатуре.