Снова по щекам градом катятся слёзы.
Я давно не плакала. Почти год. Отвыкла. Запретила себе. Пообещала быть сильной. И у меня выходило. До сегодняшнего дня.
Вытаскиваю линзы из глаз, моргаю, привыкая к тому, что комната теряет чёткие очертания. Смотрю в серые заплаканные глаза. Серые, как я. Невзрачные.
— Заметил бы ты меня такой? — всхлипываю, некрасиво дуя губы и кривя лицо.
Бросаю полотенце в собственное отражение и покидаю ванную комнату.
Только ставлю чайник кипятиться, как из коридора доносится звонок моего мобильного. Номер незнакомый.
— Я слушаю, — отвечаю, поднося трубку к уху.
— Галя, здравствуй, — голос матери заставляет дрогнуть и прикрыть глаза. Не хочу её слышать. Не хочу иметь с ней ничего общего. После того, как она предала меня. После того, как встала на сторону Артура.
— Что ты хочешь? Я не хочу с тобой разговаривать, — тихо говорю, кусая до боли костяшки пальцев.
— Галя, хватит дурить. Возвращайся домой. Я жду тебя.
— Это всё? Пока, — нажимаю на красную кнопку сброса вызова.
Не проходит и минуты, как мать снова мне звонит. Я ненавижу себя за то, что вновь отвечаю.
— Галь, я заболела. Сильно. Я хочу тебя увидеть.
— Чем? — с безразличием спрашиваю я.
— Раком печени, Галя. Приезжай, прошу тебя, — с мольбой говорит она.
— Я не хочу, мама. Уверена, твой муж поможет тебе с лечением.
— Галя, мне нужна твоя поддержка, как ты не понимаешь? — начинает давить. — Я так плакала, когда ты ушла. Я так расстроена, что ты не отвечаешь на мои звонки. Я из-за этого заболела, врач сказал. Ты меня оставила одну.
— Заткнись, — меня начинает трясти от ярости и бессилия. — Ты позвонила мне, чтобы снова манипулировать? Чтобы заставить испытывать чувство вины? Как всегда?
— Галя! Прекрати, немедленно, выплёвывает и повышает голос. — Ты знаешь, что ты виновата. Сергей и Артур помогли тебе избежать наказания. Ты убила…
— Заткнись! — кричу во весь голос. — Заткнись! Закрой свой рот! Я не приеду. Никогда. Ты больше никогда меня не увидишь.
Сбрасываю вызов. Падаю на стул, подтягиваю ноги к груди, утыкаюсь лбом в колени и начинаю горько плакать. Как же я ненавижу свою семью. Свою мать, которая оправдывает Артура, зная прекрасно, что он бил меня.
Знает, что полтора года назад, когда мы ехали с Артуром к ним на новый год, он высадил меня на трассе при десятиградусном морозе. По той причине, что я надела не то платье, которое он велел. Стащил шубку и вышвырнул меня на улицу. Учитывая климат, в котором мы живём и влажность воздуха, было дико холодно. Он уехал. Он просто уехал в дом моих родителей, пока я шла по пустой, безлюдной трассе. Меня подобрал дальнобойщик. Я не хотела садиться в машину к огромному бородатому и страшному мужчине. Бежала прочь, отчаянно плача и кусая губы. Понимая, что никто мне не поможет. Никто.
Я думала в тот момент, что умру. Либо от холода, либо от рук этого мужика. Либо от двух вещей сразу.
Но я тогда ошиблась.
Я тогда в очередной раз убедилась, что внешность обманчива.
Мужчина поймал меня, затащил в машину, укутал в пуховое одеяло, всучил огромную чашку горячего чая и заставил выпить. Он спокойно переждал мою истерику. Перетерпел мои удары кулаками. Потом спокойно спросил, как я здесь оказалась. Молча выслушал и протянул плитку шоколада. Турецкого. И я вновь разревелась от его доброты, теперь извиняясь за то, что била его.
Тот новый год я провела в кабине дальнобойщика, попивая чай и заедая шоколадом. Выслушивая рассказы из его жизни.
Мужчина не назвал своего имени. Практически ничего не рассказал про свою жизнь. Только про города, места и людей.