4. 4

- Чай и пирожок дайте, пожалуйста. Хотя знаете, мне заверните еще штук восемь. Только отдельно их положите, – прошу приветливую женщину за прилавком. – Они правда свежие? Понимаете, – внезапно смущаюсь. – Мне нельзя отравиться. Я …

- Беременная что ль, дочка? Ты не бойся. Бери-бери. С мясом не надо, а вот с картошкой и фруктами самое то.

- Да? – искренне огорчаюсь. Сглатываю слюну. – А мне мясо хочется.

- Тюх, парень будет! Я дам с мясом других, не этих. Только сразу ешь. В поезде холодильника нет, а на ночь лучше не оставлять. Жара.

До поезда остается минут двадцать. Ем и болтаю с доброй женщиной. Изо всех сил улыбаюсь. Решила провести жирную черту около прошлого. Все что за ней, на выброс. Впереди новая жизнь. Я и мой ребенок. Никого нам больше не нужно. А Тёма… Был и не было. Не хочу! Я не хочу думать больше.

Постоянно прислушиваюсь к себе. С тихой печальной радостью отмечаю, что хорошо себя чувствую. Светлана Петровна долго продержала в больнице. Подлечила основательно. Руки у нее золотые и голова светлая. Удержала моего ребеночка, сохранила. А дальше сказала, что я молодая и сильная, а значит справлюсь. И я справлюсь.

Родить его хочу, несмотря на обстоятельства. Отплакала я Соколова. Отрыдала. В свои двадцать лет все молитвы вспомнила. Просила сил и помощи, чтобы не свихнуться окончательно. Всю ночь на коленях стояла и молила-молила-молила.

Тяжело было по ночам, когда предателя вспоминала. Как мне хотелось, чтобы он пришел, обнял и сказал, что я спала. Мне приснился кошмар и только. Обнял и шептал на ухо что из-за гормонов придумываю всякую дрянь и порчу себе настроение. Что все будет хорошо и даже лучше.

Я вспоминала как Артем завоевывал меня. Как был настойчив и дерзок. Заявлял, что теперь ни один парень ко мне не подойдет, не смеет взглянуть в мою сторону. Клялся, что я только его, а он исключительно мой.

Все-все просеивала в памяти. Каждую секунду счастливо проведенную с ним в песок истирала и по ветру развеивала.

Бабуля говорила мне, лучше переболей, переживи несчастье, не беги от него. А как поймешь, что в самое сердце приняло, то собирай в горсть и выбрасывай. Странный совет помог. Если честно, я думаю, что больше мысль о ребенке действует. Малыш спасение мое. Ради него стресс в полной мере не принимаю. Берегу себя и его. Стараюсь.

- Парень? – вдруг доходит с опозданием. – А почему Вы так решили?

- Мяса много трескаешь?

- Ну да. Хочется в последнее время, когда не тошнит.

- Ну вот! – хохочет она. – А куда едешь-то? – вокруг глаз собираются морщинки.

У меня пирожок застревает в горле. По сути, я еду в никуда. И так мне горько становится, что на глаза слезы наворачиваются.

Так обидно делается, что обманули, заставили пережить ад. Что мама не поняла и несла чушь. Никогда не думала, что она готова отпустить меня жить к Артёму, когда такой сволочью оказался. Что папа первым пострадавшим оказался и то и дело шастал за портвейном, чтобы пережить горе «страшной судьбы дочки». Обо мне никто не думал. Пора бы привыкнуть уже.

Правильно сделала, что уехала. Матери сказала, что позвоню как устроюсь. Поссорились мы сильно. Сказала она мне пару слов на дорогу, а я промолчала и ушла.

- В Деркой.

Отворачиваюсь и смаргиваю слезу. Еще немного и расклеюсь. Я одна. Совсем одна.

- Ох, погоди. Остановиться-то есть где? А то у меня там сестра родная. Комнаты сдает. Да они хорошие, светлые. Адресок дать? А я могу позвонить и попросить, чтобы тебе придержала. Сезон же! Ну! – втолковывает она. – Приедешь и будешь мыкаться. Соглашайся.