На столе стояли, как всегда, это бывает у папы дома, только изысканные блюда. Маринованные помидорчики, огурчики, грибочки, картошечка с селедочкой и куда же без папиного любимого карпаччо и итальянских брускетт. В целом все по-домашнему. Но если я сейчас загляну в холодильник, так окажется столько деликатесов. Но папа знает, как я люблю вот такую простую еду.
– Я собирался еще селедку под шубой сделать, не успел.
Я закатила глаза и хохотнула.
– Я говорила тебе что ты у меня самый лучший?
– Сегодня нет, ― довольно улыбнулся он и так зная, что является для меня прекрасным отцом.
Я поднялась со своего места и обойдя стол обняла любимого папку, положив голову ему на плечо.
– Как же с тобой рядом хорошо, пап. Так спокойно и надежно.
– Может вернешься домой? В твоей квартире тебе делать нечего пока там ублюдок тот.
– Кстати, пап, ― я чмокнула его в щетинистую щеку и вернулась за стол, ― ты что разговаривал с Демидом?
– Если бы я с ним разговаривал, дочка, то его бы уже в городе не было, или даже в стране. А я так, зашел поздороваться.
Я прищурилась, слегка склонив голову.
– Признавайся.
– Дочь, это мужские дела и тебе о них знать не обязательно.
Я скривила губы в кривляющейся улыбке и сморщила нос, понимая, что, если папа решил, значит он мне ничего не скажет.
– Ладно, приятного аппетита, пап.
– Взаимно. Кстати, ты надолго?
– Уже надоела?
Он положил себе в тарелку картошку с рыбой и с прищуром посмотрел на меня.
– С ума сошла?
Я хрустнула огурчик и как довольная кошечка расплылась в улыбке.
– А теперь признавайся, тетя Маша готовила ужин?
Отец недовольно цокнул и улыбнулся в своей манере, слегка приподняв правый уголок губ и подморгнув мне.
– Думала я сам тут рыбу чистил от косточек?
– Но я уверена, у тебя бы тоже получилось вкусно.
– Спасибо что веришь в меня, дочь.
– Я не знаю пап, насколько я приехала. Мне все равно нужно будет поехать домой и поговорить с Де…
– С дебилом? Не торопись, дай ему отойти от нашей встрече.
Говорить отцу о том, что Демид писал мне и просил замолвить словечко я не стану. Реакция не понравится никому, а вот моему муже будет только хуже от этого.
– Пап, может все же… Нет, я не оправдываю, ― тут же вскинула руки заметив, как он резко нахмурил брови, ― я не буду с ним жить, если узнаю, что он действительно мне изменил.
– Ты с ним не будешь жить в любом случае, девочка. Слухи на пустом месте не ся. В вашем случае не слухи. Этот пи… твой мудак поднял на тебя руку, теперь он вряд ли сможет ею подписывать какие‐либо договора минимум пару недель.
Я нахмурилась, а тело окотило волной удушливого жара.
– Пап? Ты что руку ему сломал?
– Не совсем. Я же не изверг, как ты могла обо мне такое подумать?
Я выдохнула и схватив стакан с вишневым соком, сделала несколько жадных глотков.
– Не пугай так.
– Нашла за кого боятся. О себе думай. Ты девочка!
– А откуда ты узнал, что он… руку поднял?
– Да он только увидел меня на пороге уже обоссался. Как давай лепить мне, как он тебя со стула выдернул, так у меня красная пелена перед глазами. Убить хотелось. Если бы он это не сказал я бы и пальцем его не тронул. Надеюсь, у тебя не осталось синяков?
– Нет, пап, все нормально, ― соврала я, но утром отметила пару синяков на предплечье.
– Еще раз он себе такое позволит, и ты утаишь от меня, я оторву ему руку и вставлю в зад.
Я закатила глаза и поморщилась.
– Пааап…
– Я знаю, что еще вчера ты его любила, но подобное я не буду ему прощать.
– Я и сейчас его люблю. Любовь так просто не проходит, даже если человек тебе сделал больно.
– Пройдет. Я тебя сам вылечу в таком случае.