Ночевать пришлось в одной кровати с Вовой, хотя мысль о том, что теперь нужно делить постель с ним, вызывала у меня почти физическое отвращение. Лежа в темноте, я мысленно усмехнулась: "Мой муж теперь стал общественным мужчиной, как общий душ в спортзале – кто хочет, тот и пользуется". Эта мысль должна была меня развеселить, но только усилила чувство раздражения.

Ночь прошла беспокойно. Я не могла нормально уснуть, лишь находилась в полудреме, постоянно ворочаясь и слушая его ровное дыхание рядом. Слишком много мыслей и эмоций крутилось в голове, чтобы расслабиться. В какой-то момент я поняла, что единственная причина, по которой я проснулась раньше него, – это потому, что я вообще не спала. Просто пролежала рядом с этим "общественным душем", укутываясь в свою злость и отвращение.

Словно механически, я выбралась из кровати, стараясь не разбудить Вову, и тихо ушла в ванную, чтобы хотя бы немного прийти в себя.

После душа я решила, что сегодня стоит как-то особенно подчеркнуть свой внешний вид. Может, это было следствием всей этой внутренней борьбы, может, просто желание чувствовать себя увереннее, но меня вдруг потянуло на что-то яркое и сексуальное.

Я выбрала строгие брюки, черный боди с глубоким вырезом, который явно подчеркивал грудь, и свободный пиджак, который придавал образу деловой вид. Красная помада добавила яркости и дерзости, а очки придали мне некую интеллектуальную остроту. Глядя на себя в зеркало, я вдруг осознала, что стала случайно открывать свою сексуальность, чего раньше не делала – по крайней мере, так явно.

Раньше я никогда не стремилась подчеркнуть свои формы или акцентировать внимание на внешности, особенно с таким "посылом". Но сегодня я чувствовала себя иначе. Это не было попыткой кому-то что-то доказать, скорее, желание вновь почувствовать контроль над собой, над своим телом, над своей жизнью.

Окинув себя еще одним взглядом в зеркало, я почувствовала прилив уверенности. "Да, вот так," – подумала я. – "Если мой муж может вести себя как общественное достояние, то почему я должна скрывать женскую сексуальность и привлекательность?".

В тот момент, когда я поправляла свой пиджак, в дверях появился Вова. Он смерил меня взглядом с ног до головы, и на его лице мгновенно отразилась смесь удивления и недовольства.

– Куда это ты так вырядилась? – начал он, с явным раздражением в голосе. – Почему ты на работу ходишь с вырезом, который так открывает грудь? С каких это пор у нас такая "рабочая" форма?

Я собиралась что-то ответить, но тут, как будто специально, Жерар вмешался в разговор своим крикливым тоном:

– Груууудь! Груууудь!

Вова моментально вспыхнул от злости. Его лицо покраснело, и, не долго думая, он схватил плед, лежавший на диване, и швырнул его прямо на клетку с Жераром.

Я смотрела на это и не могла сдержать улыбку, хотя внутри было ощущение, что ситуация вышла далеко за пределы комедии. "Вот он, Вова," – подумала я. – "Сначала ревнует, а потом еще и на попугая срывается. Похоже, не только я тут страдаю от его… характера."

– На работу, Вова, на работу, – сказала я спокойно, подтягивая рукава пиджака и глядя на его раздраженное лицо.

– Мне не нравится, когда ты оголяешь ноги и грудь. Это просто некрасиво. В женщине должна быть загадка!

– В женщине должна быть… уверенность, Вова, а не "загадка". Загадки – это для кроссвордов, а не для жизни.

– Ты за два дня так резко изменилась! Из милой нимфы в конченую истеричку, я тебя не узнаю.

– Ну, знаешь, Вова, милой нимфой меня как-то не тянет быть рядом с мужем, который сам превратился в вечного нытика. Может, когда ты перестанешь давить, и моя "истеричка" уйдет обратно в лес, к другим мифическим существам.