Не успела вдоволь насладиться спасительным сном как пришла медсестра. Не та, с которой встречалась ночью в коридоре и передавшая мне телефон.
Эта девушка была другой и измерила разные показатели моего состояния и занесла их в какую-то тетрадь. А потом и вовсе сказала, что нужно идти на разные процедуры.
Я хоть на пару часов отвлеклась от мысли кто же мог передать мне телефон. А еще жутко боялась, что мой спаситель позвонит во время процедур и я не смогу ответить. Но кнопочный мобильный не подавал никаких признаков жизни и мирно лежал в кармане моего больничного халата.
А вот возвращение в палату было самым худшим продолжением дня - меня ждал Селим.
Он стоял спиной и смотрел в окно. Я мазнула взглядом по его профилю. Сжатые в тонкую линию губы, прищуренный темный взгляд, на скулах ходят желваки. И руки на груди скрещены.
Знаю, что недоволен. В такие минуты я обычно оставляла его одного. То было в прошлой жизни, когда я думала, что мы семья, что меня по-своему, но любят.
Но сейчас мне уйти некуда, хотя не хочется даже одним с ним воздухом дышать. Снова всплывают в памяти потускневшие воспоминания вчерашнего дня. И словно в сердце нож ворочают, напоминая о предательстве.
Скриплю зубами и сажусь на кровати, свесив ноги. Держусь руками за край постели и мечтаю остаться одна.
А если телефон зазвонит при Селиме? Что тогда делать?
Селим повернулся ко мне и облокотился бедром об косяк окна, в руки спрятал в карманах.
- Врач сказал, что ты идешь на поправку, - и снова этот осуждающий взгляд, будто во всем случившемся виновата я одна.
И так стало обидно. А еще горько, что, оказывается, я наивная дурочка, которая верила в светлое и хорошее в людях. А в это время они просто делали то, что хотели. И не думали о последствиях.
Никто не подумал обо мне…
- А еще врач сказала, - не смогла обуздать злость, ворочающуюся внутри от одного взгляда на некогла любимого супруга, - что причиной выкидыша моего малыша это стресс, плохое питание, изнуряющая физическая работа, а еще, я так предполагаю, потому что врач не знает всей правды моей жизни за красивым фасадом твоего дома, предательство со стороны мужа и сестры. Самый гнусный и подлый поступок, который могли совершить самые близкие. А еще никто не принес извинений. И никто даже не поинтересовался, а как чувствую себя я.
Каждое слов было пропитано злостью и ненавистью, которым я дала выход в этот момент. Они застила мне глаза и словно растекались по венам горячей лавой, опаляя каждую клетку организма. И они приглушали мою боль, делали ее менее чувствительной.
Ведь я старалась не думать о своем горе. О том, что не по своей вине потеряла надежду стать матерью…
Селим только сильнее поджал губы, отчего они стали бледными, а вот его глаза метали искры. Он был взбешен.
- Смотрю за ночь ты стала такой смелой, - цедит сквозь зубы и, оттолкнувшись от своего места, направляется ко мне чеканным шагом.
Приближается и у меня по коже расползаются противные липкие мурашки страха.
Вскидываю подбородок, стараясь унять участившееся сердце, сильнее сжимая края кровати. До побелевших костяшек пальцев.
Селим нависает надо мной и смотрит в глаза так, как умеет только он. С осуждением, предупреждающе и намекая, чтобы была осторожна в своих словах.
- Я думал, что поговорив с матерью ты поймешь, что стоит выбирать выражения, - произносит голосом, от которого волосы на затылке встают дыбом, и внимательно всматривается в мое лицо. - Поймешь, что кроме меня ты никому не нужна. И что тебе некуда идти кроме как вновь вернуться домой.