– Хм, понятно, – Зуев тянет с таким видом, будто не удивлен моей глупости и очень разочарован. – Ксения Владимировна, вы когда договор подписывали, чем думали? – с укором сверлит меня ледяным взглядом. Вчерашнего расположения как не бывало. Зуев суров, можно даже сказать, зол.

Ааа…

Рот открываю, а звука нет.

Чем думала... Да я вообще в тот момент не думала!

Что же я подписала в том договоре? Предчувствие подсказывает, что ничего хорошего ждать не следует. Что ж я такая наивная–то была, что не прочитала ни строчки?

А потому что влюбленные женщины дуры!

– Ваш муж вам изменял?

– Что?

– Ваш. Муж. Вам. Изменял? – повторяет таким тоном, что мороз по коже. Хотя в кабинете тепло.

– Н–нет.

– А вы ему?

– Нет! – постепенно прихожу в чувство. – Я же вам рассказывала причину нашей ссоры.

– А вот ваш муж и его юрист так не считают.

Зуев вытаскивает из–под бумаг уже знакомые фотографии моего позора.

Прикрываю глаза, старюсь дышать глубоко, чтобы избавиться от дрожи, охватившей все тело.

– Меня подставили. Не знаю кто и зачем, но все подстроено. Измены не было. Меня вынудили целовать этого… парня, иначе он не отпускал…

Но адвокат мои жалкие оправдания как будто не слышит. В серых глазах ни капли сочувствия. Один лед.

– В брачном договоре, что вы самолично подписали, есть пункт, о котором вы должны были знать. Вот он.

Зуев обводит карандашом кусочек текста и сует мне под нос лист.

13. 13. Все подстроено!

13. Все подстроено!

Зуев обводит карандашом кусочек текста и сует мне под нос лист.

Хорошо что я сижу, иначе упала бы на пол от головокружения. И так на грани. Только–только узнала, что беременна, а гормоны уже дают о себе знать. Вкупе со стрессом последних дней новости, что сыплются на мою голову не переставая, – явный перебор для моего организма.

Прижав ледяные пальцы к вискам, пытаюсь сосредоточиться на выделенном тексте. От волнения и неожиданно накативших слез ничего не вижу!

– Здесь говорится, – поясняет Зуев, – что в случае доказанной измены брак считается аннулированным, а все имущество достается пострадавшей стороне. В данном случае – вашему мужу.

– Нет, – нервно смеюсь, неверяще машу головой. – Этого не может быть. Измены же не было! Разве один поцелуй считается доказательством неверности?

– Ваш муж и его юрист...

– Да причем тут они? – голос срывается, губы предательски дрожат. – С ними уже все ясно. Вы тоже так считаете? Не верите мне?

– Я верю фактам, Ксения Владимировна. А факты вот они, – двигает ко мне фотографии. – Суд тоже будет на стороне господина Игнатова.

– Как же так?... Должен же быть какой–то выход. Лазейка. Вы же юрист, вы знаете как мне помочь!

Адвокат машет головой, давая понять, что ничего не изменить. В его глазах застыло то же разочарование, что я видела в глазах мужа. И брезгливость. Мужская солидарность, что ли? Я думала, защитник будет на моей стороне.

– Я хотела найти тех парней. Этого Тимура, – тыкаю пальцем на фото. – Спросить, кто заказал эту постановку.

– Нашли?

– Нет, – машу головой, опуская глаза в пол. – Одна идти в клуб побоялась, мои подруги тоже. Но у меня еще есть повод помириться с мужем.

Еще вчера и сегодня утром я была уверена, что шанс на примирение с Лёней огромный и перечеркнет все предыдущие и сомнительные. Сейчас он будто меньше рисового зернышка. Как тот человечек, что я ношу под сердцем.

– Я беременна, – Зуев первый человек, которому я признаюсь, что в положении. Потому что он единственный, кто может мне помочь. – Что в договоре говорится о детях?

Ни один мускул не дрогнул на лице этого сурового человека. Мое признание как будто ничего не меняет. И его последующие слова это подтверждают: