– Далее. Ксюх, ты красивая женщина, это факт, но! Красоту надо подчеркивать. Тряпками, бельем, йогой, – на последнем слове Юлька возвела глаза к потолку и сомкнула пальцы на обеих руках в кольцо, разведя руки в стороны. Как будто уже собралась медитировать.

Я же мысленно представляю, как сумма трат на «красоту» увеличивается с геометрической прогрессией. Моя совесть не позволяла столько тратить на себя. Я ведь знаю, как много и тяжело работает Лёня. Свободных денег нет.

– … А ты все для Лёнечки, все для него любимого, – вернулась из медитации Жданова. – Растворилась в быту, себя потеряла. Да–да, потеряла, не спорь. Только и умеешь, что дом до блеска драить, да жрать готовить. А, ну еще в кровати ублажать.

– Будто это какой–то огромный недостаток, – ворчу, признавая и это.

– Я тебе дело говорю, Ксюх. Разводись, отбирай половину у своего драгоценного Лёнечки. Вернешь свою квартиру из аренды, будет тебе и время на себя, и мужики нормальные.

– Не нужны мне мужики, – отмахиваюсь.

– Ладно, не надо мужика, заведи собаку. И назови ее Козел.

– Почему сразу Козел?

– А вот представь: гуляешь ты такая с собакой, кричишь ему: «Козел!», и все мужики на тебя оборачиваются.

Мы ржем аки кони на всю небольшую Юлькину квартиру. Пока наш смех не прерывают одновременные сообщения на наши оба телефона, что абонент «Лера» в сети. А затем раздается звонок на Юлькин телефон.

– О, Лерка, – глянув экран, обрадовалась Жданова. – Слышь, подруга, – с претензией заявляет в трубку. – У тебя совесть есть? … Что случилось? … У твоей лучшей подруги беда, а до тебя не дозвониться – вот что случилось! … У кого–кого. У тебя что, много лучших подруг? У Ксюхи нашей. Давай, дуй ко мне, у нас тут кос... конц… консилиум, вот.

10. 10. Сама виновата

10. Сама виновата

Лера приезжает через час.

Встречаем ее с Юлькой в коридорчике.

Первым делом Лебедева без слов сочувствующе обнимает меня, гладит по спине.

Потом проходит на кухню.

Выдвигаем стол на центр, чтобы места всем хватило.

– У меня полчаса. Важная встреча, – деловито сообщает Лера.

Заметно, что торопится и наши посиделки ее не привлекают.

– Оу, а это что у нас такое? – Юля нетрезвая, но глазастая. Заметила у Леры в ушах серьги с изумрудами. – Так это комплект? – с восхищением дотрагивается до мочки уха кончиком пальца.

– Ну… да, – Лера, повращав глазами, разрешает нам ощупать ее уши с новым украшением.

– Щедро, щедро, – цокает языком Жданова. – Следующим будет кольцо?

– Возможно… – Лебедева уходит от ответа. Достает из сумочки зеркальце и блеск для губ, мажет свой пухленький рот.

На некоторое время зависаю, разглядывая подругу.

Огромные изумрудные глаза, брови вразлет, ровный носик, полные губы, высокие скулы. И вся эта красота в обрамлении пышных, блестящих, светло–русых волос. Брючный костюмчик нежно–зеленого цвета подчеркивает стройную фигуру, аксессуары в виде уже знакомого изумрудного браслета и сережек, бежевых лодочек и в тон им сумочки – все кричит о том, что девушка перед нами дорогая и самодостаточная. А нескрываемый блеск в ярко–зеленых глазах говорит еще и о том, что подруга счастлива.

После Юлькиного откровения, что я не пара своему Лёнечке, воображение вдруг подставляет вместо меня Леру. Так четко, что плакать хочется. И даже обоняние подводит, потому что мне мерещится запах духов. Тех самых, которыми я брызгала нашу с Лёней кровать перед уходом из дома.

Картинка, где мой муж может быть с Лебедевой, надо сказать, до обидного красивая.

Я вдруг вспоминаю причину, почему наши встречи с девочками стали реже. Потому что однажды я заметила, как мой муж пускает слюни на мою подругу. Да и она тоже кокетничала. А еще слегка подтрунивала надо мной и восхваляла Игнатова. Восхищалась его умом и все норовила посчитать кубики на прессе. В шутку я била ее по рукам, не позволяя трогать МОЕГО мужа.