Может, в итоге это из-за нее он предал нас в итоге. Если сказать человеку сотню раз, что он свинья, на сто первый он хрюкнет. Возможно, все было именно так. Может быть. Да и хрен с ним.

Наверняка я знаю только то, что Рамиль всегда был против развода. Он искренне считал, что это позор. Он никогда не оставит жену. И не отпустит детей. Мы вместе навеки.

И вот теперь я понимаю, что мне некуда бежать. А Артур Сабуров, хоть и выглядит спасителем. На самом деле — ничем не лучше своего брата.

Он знал и ничего мне не сказал. А все это удивление — лишь игра. Нежелание ранить меня. Попытка сохранить хоть какое-то доверие. В то время как и дураку понятно, что в семье Сабуровых об Эмиле знали многие. Если не все. Иначе бы я не напоролась на него в обычном торговом центре.

Мой муж не стремился скрывать внебрачного сына. Уверена, для него это фетиш. Символ того, что он "может". А на нас с девчонками ему насрать. Просто не хотел, чтобы мы мешались под ногами. Не мозолили глаза. Моей единственной мечтой теперь был развод. Пускай отпустит нас. А дочек я уж подниму сама.

— Клянусь тебе, Полина, — уверял Артур, что слышит о мальчике впервые. — Если бы я знал, что мой брат изменяет тебе… Я бы не то что сказал тебе первым. Я бы его… Честно. Я бы его убил.

— Хочешь сказать, что ты узнал о сыне сейчас, от меня?

— Да я просто не верю своим ушам. Это трэш.

— И что теперь? Поедешь ему морду бить? — добивалась я ответа. Сказал А — говори теперь и Б. — Как ты отреагируешь? Что ты ему теперь сделаешь? Его малому как минимум три года. Может, больше. Он не держал его в подвале. Не зачал в другой стране. Не создал в какой-то швейцарского лаборатории в пробирке… Он просто трахнул девчонку. Она родила ему сыночка. И теперь он показывает его с гордостью всем, стоит мне отвернуться. Понимаешь, я дура. Слепая, тупая, наивная дура. Мне казалось, я перестала быть такой еще пятнадцать лет назад. Казалось, я привыкла к этой вашей звериной морали волков. Озлобилась, заматерела, стала жесткой и черствой. Научилась читать между строк. Но нет! — сорвалась я на крик. — Нет, Артур! Я до сих пор расплачиваюсь за то, что вышла замуж за неандертальца! Жестокого, циничного, расчетливого царя, которому подавай лишь две вещи — девственниц и сыновей! Но я уже давно не девственница! Понимаешь?! И я не могу… — задрожала глотка. — Не могу… Ты хоть знаешь, сколько их было? Хочешь, я тебе скажу? Сколько детей я потеряла, прежде чем он начал гулять…

Артур пытался меня приобнять. Но я отбивалась. Я не могла ему верить. Хотелось. Но чутье подсказывало, что я не могу никому доверять в этой семье. Я так и не стала ее частью. Отрастив себе клыки и когти. Я все равно не стала Сабуровой. Я так и осталась овцой. Списанной со счетов овцой. Которую уже никогда не выпустят из загона.

— Когда это началось? — спросил Артур, заглядывая мне в глаза. — Что произошло между вами? Почему он решил пойти на это? Ты ведь должна была почувствовать, когда вы стали отдаляться друг от друга.

— Ты у нас теперь хренов психотерапевт?

— Нет, — мотал он головой. — Я просто хренов друг. И хочу услышать правду. Твою правду. А не его.

Я скомкала носовой платок. Сделала глубокий вдох. И приготовилась сказать то, что до сих пор вызывало слезы. Когда бы я ни думала о ней. Сколько бы ночей не плакала в подушку. Мне все равно казалось, что жизнь несправедлива. Все могло произойти иначе.

— Я была беременна нашим третьим ребенком.

— Странно, я не знал. Рамиль мне никогда не говорил об этом. Я думал, что у вас были только Ирэн и Ива…