Тут горячий красавчик наклоняется, захватив одной ладонью идеальную круглую грудь, сжимая её, как мягкий пышный бриошь, с аккуратной вишенкой соска на вершине, и целует Тому в полуоткрытые губы.

— Обожаю тебя, масик, — хрипит он в запале страсти, ещё сильнее взнуздывая мою подругу, и я буквально чувствую, как моё сердце мгновенно черствеет, как выброшенная на асфальт хлебная корка.

— Ты лучший, Лёша, — отвечает ему Тома, и я зажимаю рот рукой, чтобы не вскрикнуть.

Это и есть мой Лёша. Красивый, сексуальный, бесподобный. Единственный. Как матадор на корриде. Как гангстер на ограблении. Как Джонни Депп в юности.

И сейчас они, сплетая свои тела, бьются в экстазе, пока одна его рука тискает нежную податливую грудь, а вторая ласкает её идеально депилированную киску. Мой мозг всё ещё пытается найти какие-то несостыковки в этой картинке, какие-то нелогичности, но безрезультатно: вот его идеальные чёрные волосы, в которые я так люблю зарываться пальцами; вот его татуировка ForeverYoung на предплечье: как я вообще сразу не заметила её? Вот его идеальный итальянский профиль с горбинкой на носу и чувственными, изогнутыми излучиной лука губами. Которыми он теперь целует Томину шею, мочку уха и спускается ниже, по спине.

— Это было бесподобно, — с довольным мурлыканьем сытой кошки растягивается она на спине, а Лёша ложится рядом, опираясь на локоть, и продолжая ласкать её своим пальцем, вырисовывая на её атласном теле круги, дорожки, восьмёрки.

Что мне делать?! Ворваться в комнату? Но сама мысль об этом кажется мне невыносимой. Словно я цепляюсь за призрачную надежду, что это всё неправда. Что всё образуется. Что всё это просто дурной незрелый сон после тяжёлого ужина. Что если пока я не заявила о том, что я всё знаю, всё ещё можно отмотать назад. Притвориться, что я этого никогда не видела. Не была в этом пахнущем лавандой и травами коридорчике. И ещё пахнущем изменой. С ароматом засахаренных в банке цукатов с анисом и кардамоном. Как мой Лёша, когда я прижимаюсь к его груди. Решено, я сейчас быстро заберу свои пакеты и исчезну из этой квартиры. Сотру свою память.

— Ты решил, когда всё расскажешь Яне? — вдруг спрашивает своего любовника Тома.

— Уже совсем скоро, — целует её нежно в мягкое углубление в животе мой муж. — Надо разобраться со всеми формальностями, чтобы не потерять квартиру, — невнятно бормочет он, спускаясь всё ниже к её венериному холму, облизывая и целую каждый сантиметр её идеально гладкой кожи.

— Неужели ты её выставишь на улицу? — с фальшивым ужасом хохочет Тома, а я стою, онемев от страшной догадки.

— Конечно нет, — запускает свои пальцы между двух идеальных ножек Лёша. — Яна взрослая девочка, и отлично знала, на что идёт. В конце концов, она может снова вернуться сюда, где и начинала, — завороженно любуется он тем, как его пальцы проскальзывают внутрь её лона, и Тамара сладострастно всхлипывает. — Никто же не вышвыривает бедняжку на улицу. Пусть живёт здесь, — вытягивает он свои блестящие от смазки пальцы наружу.

— Я уверена, ты поступишь правильно, — вздыхает Тома, выгибая спину, а Лёша проводит мокрыми пальцами по её пухлым, как у Анджелину Джоли, губам, и она заглатывает их, обсасывая как сахарные леденцы.

— В конце концов, она сама виновата, — с придыханием бормочет мой муж, и я вижу, как его член снова наливается гранатовым соком. Я даже не помню, когда мы с ним занимались любовью больше одного раза за вечер. Очень, очень давно. — Женщина всегда должна следить за собой, — продолжает он, беря в руку свой гладкий ствол и поглаживая пунцовой головкой гладкий лобок.