— Блядь, Варя... — рычит он.

— Блядь здесь явно не я, — выдавливаю сухо, проглатывая слезы.

И наконец нахожу силы выйти из проклятой комнаты.

О нашем ребенке этот подонок никогда не узнает.

2. Глава 2. Варя

Успеваю выскочить в подъезд и сбегаю по ступенькам, но Глеб нагоняет меня уже между этажами:

— Да подожди ты, дай объяснить хоть! — он дергает меня за локоть, разворачивая к себе лицом.

— Не смей! — взвизгиваю, потому что его прикосновение теперь приносит физическую боль. — Не смей меня трогать своими грязными руками после этой шлюхи! И объяснять тут нечего!

— Варя…

— Варвара Петровна! — рычу от боли. — Я бы попросила. И с вами Глеб Анатолич нам больше разговаривать не о чем! Разве что в суде. При разводе.

— Варь, да не глупи, какой еще развод? — поражает меня своей хладнокровной реакцией. — Да, я облажался. Но это ведь минутная слабость — не больше.

— Не больше, говоришь? — цежу я, щурясь, потому что глаза жжет от сдерживаемых слез. — А моя соседка с тобой бы поспорила. Она говорит в мою квартиру частенько кто-то захаживает. Спрашивает, не сдала ли я. А я не сдала! — воплю на весь подъезд не в силах больше себя в руках держать. — Потому что ты отговорил меня от этой идеи! И теперь мне стало понятно почему! Значит решил из наследства моего папы траходром себе устроить?! У тебя что имущества мало, что ты последнее ценное для меня уничтожить решил?! Сволочь! — дергаюсь чтобы вырваться из его стальной хватки.

Но он перехватывает меня за запястье и притягивает еще ближе:

— Варвара, успокойся, и поговорим без лишних эмоций.

— Мне не о чем! — шиплю ему в лицо, и отчаянно слезы глотаю, стараясь хоть каплю гордости сохранить. — Не о чем разговаривать с мерзавцем вроде тебя! От тебя воняет этой девкой. Хоть бы прикрылся, — брезгливо оцениваю его распахнутую рубашку и небрежно застегнутые брюки. — Меня тошнит от тебя.

Сама себя не узнаю. Меня буквально распирает от невыносимой ярости и боли. А ведь еще вчера я была кроткой послушной женой, желающей во всем мужу угождать.

— Варь, не драматизируй так, — одергивает он своим обычным равнодушием. — Все всем изменяют. Ну это просто физиология. Но жена-то одна. Ты.

— Я тебе больше не жена, — цежу, больше не в силах сдерживать слезы.

— Ну куда же ты денешься, глупенькая? — говорит вдруг непривычно мягко. — Мы же и поженились потому что твой отец просил присмотреть за тобой. Знал, что болеет. Знал, что ты одна не вывезешь взрослую жизнь. Ты же цветочек тепличный. Я потому и отказаться не смог, понимал, что отец твой прав.

— Ах вот как? — проглатываю колючий ком в горле, будто стекло. Морщусь от боли: — Выходит ты просто приказ бывшего командира выполнял?

— Ну не только, — хмурится, будто правда не понимает, что меня так сильно уязвляет. — Мне и самому семью пора было. Детишек там. И все такое. Потому я охотно согласился. Но ты же тоже не отказалась от этого выгодного нам обоим брака.

— Я думала… — мой голос скрипит, — я думала у нас любовь, Глеб.

Он сжимает челюсти, и пальцы на моей руке становятся жестче, будто он готов к тому, что я снова вырываться захочу. И прав ведь.

Я хочу вырваться и сбежать от него поскорее.

Особенно после следующих его слов:

— Ну какая любовь, зайка? — он стирает с моей щеки слезу своей грязной ручищей. — Ты меня видела вообще? Взрослые мужики в эту чушь не верят. Только потребности. Жена закрывает потребность в домашнем уюте и детях. А любовница чтобы пар спускать. Ты же пойми, я жесткий мужик, военной закалки, не привыкший ко всяким нежностям. А ты вся правильная такая. Училка. Разве я могу тебя вот так как шлюху на столе трахать.