Медсестра таращит глаза, но только кивает, ничего не спрашивая, явно боясь задавать вопросы этому бугаю бандитской наружности.

Я не смотрю на него. Я вообще стараюсь не видеть ничего, кроме стерильно белых стен кабинета.

Мне хочется, чтобы его не было рядом. Хочется стереть его голос. Его прикосновения. Даже воспоминания о нём из моей головы.

Но я будто по привычке чувствую его присутствие каждой клеточкой своего тела.

И от этого больнее, чем от раны на руке.

13. Глава 13. Варя. Внеочередная глава за вашу теплую поддержку❤️

Сижу на жесткой кушетке, и сквозь боль наблюдаю, как врач обрабатывает глубокий порез на моей руке. Жжет невыносимо, но это ничто по сравнению с тем огнем, который сжигает меня изнутри, стоит только взглянуть на Глеба.

Он сидит на стуле у стены, уперевшись локтями в колени и нервно сцепив пальцы в замок. А глаза его буквально сверлят меня насквозь, словно он пытается заглянуть в мою голову.

И чего ему теперь надо от меня? Почему не может просто уйти и оставить меня в покое?!

— Рана глубокая, швы придется наложить, — говорит врач, отрывая меня от мрачных мыслей. — Вы готовы?

Я молча киваю, избегая смотреть в сторону мужа. Вернее, того, кто был моим мужем еще каких-то пару часов назад.

Боль физическая, кажется, лишь отвлекает от той огромной зияющей раны, что оставил мне этот мерзавец. Как жаль, что для неё нет такой же иглы и нити. Зашить бы, заклеить пластырем, выпить обезбол и подождать пока заживет.

— Ой, — пищу тихонько от боли.

— Будьте осторожней. Чтобы ей не больно было, — требует невозможного Глеб. — И еще... — сверлит меня взглядом, — мою жену тошнит. Надо бы проверить почему. Может, кровь сдать или что там еще надо?

В груди все леденеет от ужаса.

Только этого не хватало.

Чего он привязался-то? Неужто догадывается о чем-то?

Тогда точно нельзя, чтобы доктор начала задавать наводящие вопросы. Она-то знает что такое токсикоз. И хватит одного ее вопроса о возможной беременности, чтобы Глеб больше от меня не отстал, покуда не убедится…

— Тошнит? — доктор смотрит на меня поверх очков. — А когда была последняя менстру…

— Никакая я тебе не жена больше! — резко перебиваю ее, вскидывая на мужа яростный взгляд.

Мне просто жизненно необходимо пресечь этот разговор. Поэтому я готова даже озвучить перед посторонним человеком унизительные факты, способные отвлечь ее от дальнейших расспросов. Лишь бы она не продолжила.

— И хватит лезть не в своё дело, Глеб! — мой голос звучит достаточно резко, чтобы никто не пытался меня перебить. — Я уже сказала: меня от тебя тошнит! От той грязи, в которую ты меня окунул сегодня. И никакие анализы мне для этого не нужны.

Врач на всякий случай поджимает губы, видимо чтобы больше не ляпнуть лишнего, и тут же возвращается к работе.

Глеб снова таранит меня яростным взглядом. Его руки теперь вцепились в край стула и костяшки заметно белеют от того, как он сжимает ветхую фанеру сидушки. Кажется я даже слышу ее хруст. Или это Глеб рычит от сдерживаемого бешенства.

Он сейчас напоминает дикого зверя, которого посадили на цепь. И при каждом неверном движении его будто током сшибает.

Ну ничего, милый мой. Это еще цветочки, если в покое меня не оставишь!

Сжимаю зубы, стараясь держать себя в руках. Нельзя позволить эмоциям взять верх.

Не сейчас. Не здесь.

Даже не думай плакать при этом мерзавце. Сохраняй самообладание и гордость.

Хоть каплю. После всего, что сегодня уже случилось.

— Варь, ты можешь злиться сколько угодно, — тихо рокочет Глеб, — но твое здоровье сейчас важнее. Просто дай врачам сделать свою работу.