***

Я проснулась с бешено колотящимся сердцем, и долго не могла понять, что происходит, где я нахожусь, и что так напугало меня. Я ощутила, как паника подкатывает к горлу, я знала, что мне нужно идти. Я чувствовала, что происходит нечто непоправимое.

Накинув на тонкую сорочку плащ, первое, что попалось под руку в гардеробе, я обулась и вышла в коридор. Призрачный свет луны проникал через огромные, от пола до потолка, окна. Свечи отчего-то не горели, хотя я отчётливо различала, как они остаточно дымятся. Кто-то погасил их. Ёжась от ночной прохлады, я быстрым шагом шла по коридору. Меня тянуло в каминную залу, где мы обычно принимали гостей. С каждым шагом тревога всё нарастала, грозя обрушиться в паническую атаку.

Отворив массивные дубовые двери, я вошла. Шелестели бархатные портьеры, перебираемые тонкими пальцами ветра. В углу еле тлело пламя камина. На полу лежал опрокинутый стул, и повсюду – в беспорядке раскиданная одежда: чулки, туфли, камзол, шелковое платье, ботинки, штаны… А на обеденном столе, раскинув ноги в стороны, лежала незнакомая мне женщина, чьего лица я не разглядела, и жадно, со стонами и охами, принимала в своё тело член моего жениха. Я стояла, смотрела на это, и не могла закрыть глаза, чтобы спрятаться, скрыться от этого позора. Мэорих, за что он так со мной? Сердце до боли колотилось в грудной клетке, до рези пульсировало горло, меня резко затошнило и закружилась голова. Захотелось заорать, завыть, броситься к Мэориху и ударить его между лопаток, чтобы он опомнился. Но всё, что я могла, это беззвучно ронять слёзы, не в силах ни что-либо сказать, ни уйти. Странное оцепенение охватило моё тело.
Разлучница резко застонала, и я поняла, что она кончает. Я увидела, как блаженно откинулась её голова, как вздрогнули и расслабились стройные, почти тощие ноги, и поняла, что она смотрит мне прямо в глаза. Яркая, притягательная красота: миловидное лицо сердечком, ярко-зелёные глаза, пухлые губы, растянутые в презрительной усмешке. Но вот её лицо исказилось торжеством, и она вмиг стала безобразной. Нос напомнил мне клюв, глаза сузились, превратились в щёлки, между нахмуренных бровей пролегла глубокая складка. Она, нисколько не стесняясь моего присутствия, крикнула Мэориху:

– Любимый, давай ещё раз, глубже, сильнее, о, как я люблю, когда твой член разрывает моё лоно изнутри!

Этот вопль неожиданно отрезвил меня. На онемевших ногах я выскочила из залы, бросилась в свою комнату, глотая слёзы. В состоянии, близком к шоку, я молча оделась в любимое бархатное платье, подаренное Мэорихом, а потом собрала свои вещи – три книги по философии, скетчбук, карандаши, кисти и краски, подаренное женихом жемчужное ожерелье, сложила всё это в торбу. Распахнула окна, и, взяв торбу в зубы, шагнула в ночь, не зная, обращусь я или камнем рухну вниз.

Но второе обращение произошло быстро, и, уже в небесах, у меня прорвался голос, и я зарычала, захрипела, завыла от разрывающей сердце боли.

2. Глава 2. Возвращение домой

– Милая! Ты всё-таки смогла превратиться! Да моя ты хорошая!

Радости папы не было предела. Высокий, статный мужчина с длинными рыжими волосами бросился обнимать меня. Он закружил меня, как в детстве, счастливый просто от того, что может видеть свою единственную дочь.

– Папа, ты помнёшь камзол.

– Я так давно тебя не видел. Имею право на проявление чувств.

Наконец, он отстранился, и я смогла разглядеть его новый наряд. Багрового цвета военный камзол, на перевязи через плечо ножны с боевым мечом, чёрные практичные брюки, сапоги с высокими ботфортами. И новые лычки на погонах.