Какой ужас! Я позволила обманывать себя, словно мне не двадцать семь, а каких-то пятнадцать лет. И я – наивная простушка, которой можно бесконечно вешать лапшу на уши.

А как же та самая хваленая женская интуиция?

Говорят, любящая женщина сразу чувствует измену.

Получается, я бесчувственная деревяшка, которая просто не любила своего мужа?

Ну вот, докатилась до самобичевания. Выходит, сама же во всем виновата – не доглядела, не почувствовала, не поняла…

Ой-ё-оооо! При такой чехарде в мыслях недалеко и до психушки. Это просто невозможно – лежать вот так целый день и думать, думать, думать! Какое же это лечение?

Все! Я собираюсь, и еду… Куда? Наверное, сначала домой. А потом на работу. Среди людей и занявшись делом, я хоть немного отвлекусь. И не буду истязать себя, тетешкая свое истерзанное сердце и пытаясь унять невыносимую душевную боль.

После долгих уговоров и обещаний строго выполнять назначения врача, я подписываю бумагу об отказе от стационарного лечения. Скидываю в сумку все, что притащила мне Ириша. И вызываю такси. Только на вопрос «куда едем» вдруг без колебаний называю адрес ателье.

Домой пока нельзя. Там я опять начну жалеть себя. Но мне ведь нельзя раскисать. Я должна быть сильной.

11. Глава 11

Ирина в шоке. Смотрит на меня округлившимися глазами, будто увидела привидение. Я же не удивлена таким приемом. Конечно, ведь после всех мозговых штурмов в надежде найти ответы на вспыхивающие вопросы я выгляжу не лучшим образом.

Она увлекает меня в мой кабинет. И сотрудницам остается только гадать, что это со мной и откуда я приперлась с огромной вещевой сумкой.

- Ты что творишь, малахольная? – приглушенным шепотом вопрошает меня подруга, явно осуждая мою самодеятельность.

- Ириша, миленькая, я там с ума сойду. Вот, смотри, выпросила лечение в домашних условиях. – Выгружаю перед ней ворох препаратов. – Я буду всё-всё принимать строго по часам. Но там я сойду с ума. Я просто не выдержу!

- Ну ладно… - сдвинула брови Ирина. – Только не смей рыдать, - добавила строго. – Не нужны тебе лишние разговоры.

- Ирусик, я там буквально извожу себя мракобесием. А здесь, в коллективе, придется держать ужасные мысли в узде. Прикинь, я до того додумалась, что посчитала себя виноватой в измене Кузи! Каково? А?!

- Понимааааааю, - тянет она, но, уже приняв какое-то решение, обычным тоном дает распоряжение мне, своему работодателю! - Значит так. Сейчас набросаешь себе что-нибудь на лицо и садись подписывать документы, раз такая деятельная. До конца рабочего дня еще два часа, поэтому вот тебе сводку. Вперед!

Она протягивает мне бумаги, а я, ошарашенная таким поворотом, не мигая смотрю на нее.

- Вообще-то… я на больничном…

- Ах, на больничном! Тогда – домой!

- Ира… Какая муха тебя укусила? – Стою в растерянности, не зная, то ли швырнуть ей бумаги на стол, то ли сумку хватать и… Дальше не знаю.

- А можно я с тобой вот здесь… посижу… тихонечко?

Ну вот, докатилась, у своего зама разрешения прошу посидеть в своем кабинете.

Ирина сменяет гнев на милость:

- Дуреха ты, Юлька. И чего в палате не лежалось? Приперлась она! Вся такая бедная и несчастная. Если я тебя жалеть сейчас начну, ты здесь вселенский потоп устроишь своими слезами. Возьми себя в руки. Определись, чего ты хочешь. Трудно. Но надо.

- Хочешь быть матерью-одиночкой? – уже спокойнее, но убедительно продолжает она. - Тогда придется набраться сил и терпения. Хочешь, чтобы Кузьмин был с тобой, смирись с присутствием в его жизни второй семьи. Мне показалось, что именно на это он намекал при нашем с ним разговоре.