Давление в груди нарастает. Слезы подкатывают и грозят пролиться диким водопадом.

«Да что с тобой, Полина!» – почти кричу на саму себя. Дышу… дышу… Я хочу снова почувствовать себя целостной.

Мама входит как-то робко и тихо, словно боится застать меня в не самый подходящий момент. Смотрит и вздыхает.

– Полина, ты сама не своя. Что с тобой, дочка?

– Мам, не надо. – Выставляю руку, чтобы остановить ее вопросы и дальнейшее приближение. – Все в порядке.

Я пытаюсь выстроить стену, чтобы не быть для всех раскрытой книгой. Не хочу этих вопросов. Не хочу, чтобы кто-то за меня волновался. Я должна во всем разобраться сама. Я и Демьян.

– Дочка, да ты же вся бледная, – настаивает она, пока я нарезаю торт и раскладываю по тарелкам. – Не надо лгать. Я прекрасно тебя знаю. По твоему лицу мне ясно, что с тобой что-то не так. Поэтому не нужно отталкивать и скрывать.

Конечно, она знает. С самого детства она по одному моему вздоху понимала, где боль, а где болезнь. Понимала все, что не было нормой. И всегда поддерживала. Всегда была рядом. Как и сейчас. Чувствует и хочет помочь.

Но я не уверена, что сама к этому готова.

– Мам, это работа, – ссылаюсь на самое простое. – Порой устаю больше обычного. Сегодня как раз такая смена. Еще и ночью толком не спала.

Она все равно подходит ближе и встает напротив. На ее лице написано недоверие.

– Если ты начинаешь отнекиваться и уходить от разговора, то все серьезно. Это как-то связано с Демьяном? – Ее глаза сужаются, будто она включила материнский сканер и сейчас среагирует на очередную ложь. – У вас какие-то проблемы?

– Мам…

– Полина, за столько лет работы в больнице ты уставала и раньше, но я никогда не видела тебя такой, как сейчас. Что происходит? Я никому не скажу, можешь просто выговориться, чтобы это не висело тяжелым грузом у тебя в груди. Расскажи мне, дочка.

– Мам, все в порядке. Не переживай, – повторяю.

Вода в чайнике закипает, и я разливаю ее по чашкам. Выношу поднос в гостиную. Мама больше не задает вопросы и просто следует за мной с десертными тарелками, которые не поместились мне на поднос.

Мы успеваем расставить все на столе, когда входная дверь открывается и через пару секунд к нам входит Демьян.

Он удивленно смотрит на гостей, но в итоге улыбается, а я… Я не могу смотреть на мужа. Грудь вздымается, становится больно дышать. Сердце будто взрывается, и его кусочки падают на дно души. Это становится последней каплей в той самой чаше терпения. Грань истончается, и все внутри дрожит от внутренней бури. И я наконец понимаю, что, любя его так сильно, боюсь конца. Просто боюсь…

Сжимаю ладони и закрываю глаза, впервые мечтая о том, чтобы все ушли и оставили нас с Демьяном наедине. А другая часть меня боится этого момента. Боится разговора, который так или иначе случится уже скоро.