– Конечно. Она твоя самая близкая подруга, как еще я могу узнать, что с тобой происходит. Я поначалу не верила, что ты тронулась головой, но после разговора с Давидом всё встало на свои места. Ты снова начала выдумывать небылицы, как делала это в восемнадцать? Зря мы тебя в больнице дольше не продержали. Сжалилась я над тобой, зря-зря. Не пришлось бы сейчас так перед Давидом краснеть.

Я стиснула челюсти, услышав жестокие слова матери. Когда-то она сама подписала документы на мое направление в психбольницу, но все эти годы она ни разу про это не вспоминала, а сейчас вдруг надавила на больное. Мне казалось, я забыла про те ужасные недели в том заведении, а она взяла и всколыхнула так и не зажившую рану. Чувство несправедливости, оказывается, горчит во рту. Я и забыла этот неприятный привкус.

– Больше никогда не звони мне, ты для меня умерла, – потухшим голосом произнесла я, не слушая дальше, что мама говорит мне, и сразу же бросила трубку.

Как бы я ни хорохорилась и не убеждала себя, что всё хорошо, но это было не так. Я будто снова стала маленькой беззащитной девочкой, которую обижают все кому не лень, а я даже защититься не могу. Вся я словно оголенный нерв с искрящимися проводами. Тронь, и загорится.

Мне казалось, что на этом неприятные звонки не закончились, но когда я уже легла на постель, снова раздался звонок. Не высветься на экране рабочий номер, я бы его, может, проигнорировала, но решила отчего-то, что это мой непонятливый секретарь, который не понял моего сообщения, что на работу я не выйду. Но звонил не он.

– Алевтина Павловна, вы не могли бы завтра подъехать в офис? – после приветствия сразу же перешел к делу Ждан Игоревич Жванецкий, правая рука Давида.

– В чем дело? Я же сказала своему секретарю, что беру выходной.

– Это срочно. Нужна ваша подпись на договоре с контрагентом. Код красный.

– Звоните Давиду. Это в его компетенции. Он генеральный. Не я.

Я говорила сухо и по-деловому, стараясь не показывать сотруднику, что что-то не так, но в этот момент смотрела на себя в зеркало в коридоре и видела перед собой опухшее заплаканное лицо и потухшие глаза. В них больше не было жизни, что меня по-настоящему испугало.

– Давид Демидович недоступен, – прозвучал извиняющийся голос его заместителя. – На случай его отсутствия у вас есть право подписи. Я бы не стал вас беспокоить в ваш выходной, но дело не терпит отлагательств. Если мы не отправим бумажную копию договора сегодня, нас ждут многомиллионные штрафы.

– Разве Давид не подписал всё на неделе?

– Документ забрала налоговая. Секретарь перепутала папки и отдала им его вместе с полугодовым отчетом прошлого года.

Я стиснула челюсти и едва не зарычала, чувствуя себя беспомощной. Чувство ответственности во мне возобладало, ведь от меня зависели сотрудники, которые не виноваты в том, что у меня проблемы с мужем.

– Хорошо. Утром буду в офисе. Ненадолго, Ждан Игоревич, – предупредила я заместителя Давида, и он согласно хмыкнул, понимая, что все документы на подпись должны быть оформлены и лежать уже на столе к моему приходу.

Я сбросила вызов и откинулась на спинку стула и глядя в окно на ливень. Не покидало чувство, словно это ловушка. Впрочем, что мне сделает Давид при посторонних людях? Он слишком дорожит своей репутацией, чтобы вынести сор из избы. Не станет унижать ни себя, ни меня, так что даже если это такой хитрый ход с его стороны, он не сделает мне морально хуже. Он уже меня убил. Во всех смыслах.

Я долго лежала в кровати в полной темноте. Благо, до второго звонка матери успела приготовить еды, так что к приходу Паши его ждал сытный ужин. Хоть так я отблагодарила его за гостеприимство. Заходить ко мне в гостиную он не стал, но я на всякий случай прикрыла глаза, чтобы он не вздумал со мной говорить. Мой вид слишком явно говорил о том, что я расстроена.