– Вы сейчас танцуете?! – донёсся фоном хрипловатый голос соседа.

Я открыла глаза и холодно посмотрела на навязчивого незнакомца. На удивление, на его словно выточенном из камня, грубоватом лице с тенью дневной щетины и чрезмерным загаром синие глаза жили своей жизнью. Они выражали невероятный спектр эмоций, из-за чего неподвижное лицо казалось маской.

– Я спросил вас, вы сейчас танцуете? – напомнил он о себе и я спохватилась, что сижу как дура и откровенно пялюсь на него.

– С чего вы решили? – сняла я наушник с его стороны, посчитав, что невежливо игнорировать человека, только за то, что он выглядит как дровосек.

Почему возникла такая ассоциация, объяснить не смогла бы. Просто, видимо, сразу окинула взглядом натруженные крупные ладони с бугорками жёстких мозолей и джинсы явно не от Calvin Klein. Правда рубашка на удивление была модной и выигрышно оттеняла цвет его глаз. Решила, что кто-то из богатых родственников осчастливил его подарком ко дню рождения.

– По характерным подёргиваниям в такт танго, – ответил он, и я, спохватившись, что всё ещё разглядываю его, перевела взгляд на мелькающие за окном луга и перелески.

Поёрзала, не зная, как себя вести дальше. Типаж мужчины моим мозгом считывался как странный, поэтому интересный. Я любила исподволь в толпе наблюдать за людьми с колоритной внешностью. Но сама оказаться под изучающим взглядом, тем более так близко и в упор, была не готова.

– Я угадал? – он не собирался оставить меня в покое. Я вздохнула. Видимо, сегодня не судьба гонять всю дорогу по кругу Ярик – mamba – Ярый – переписка.

– Да, – ответила я, чувствуя себя неуютно под его внимательным и одновременно озорным взглядом.

– Я когда-то танцевал под этот трек. Интересно, что столь молодая особа из всей современной попсы выбрала именно эту композицию. Почему? – снова смотрел он на меня так, словно принимал зачёт.

– Настроение такое, – буркнула я сложив в замок на груди руки. "Что вам всем от меня надо? – злилась про себя. – Допрашивают, оценивают". Да и "молодая особа" из его уст звучало странно. Покосилась на него: несмотря на деревенский загар и отросшие, месяца два не стриженые волосы, ему всё равно нельзя было дать больше тридцати пяти – тридцати восьми лет. С чего тогда покровительственный тон бывалого, уставшего от жизни человека? – размышляла я, стараясь не смотреть на него.

– Понимаю, не хотите общаться с незнакомым человеком. Тогда давайте знакомиться. Михаил, – неожиданно протянул руку он. Я застряла в своих размышлялках и, к своему ужасу, ляпнула:

– Сакура.

– Ого! – присвистнул и тут же удивлённо воскликнул он. С переднего ряда на нас обернулись две пожилые женщины.

– Молодые люди! – укоризненно посмотрела та, что в очках, похожая на учительницу. – Вы в общественном месте… Не забывайтесь!

Мы переглянулись и неожиданно прыснули. Давно меня не отчитывали за хулиганство. Пожалуй, ни разу после школы. Михаил, совершенно не стесняясь, зашёлся в безудержном громогласном хохоте, чем ещё больше привлёк к нам внимание окружающих. Пассажиры теперь украдкой оглядывались, и я заметила, что напряжённые, сосредоточенные на чём-то своём их лица светлели. Глядя на бесшабашно смеющегося Михаила, они тоже начали улыбаться. В вагоне послышался гул голосов, смех, люди словно ожили. Я с удивлением разглядывала странного попутчика с банальным, несовременным именем, сумевшего одним своим смехом расшевелить сонных окружающих нас людей.

В Гороховце поднялась и, пожелав ему доброго пути, направилась к выходу. Выходя из вагона, с удивлением наткнулась на протянутую мне руку. Ещё больше удивилась, что руку протягивал Михаил, невесть как успевший выйти вперёд меня из вагона, чтобы встретить на перроне.