— Оля, ну что же ты сразу мне не сказала?

Я шмыгнула носом:

— Елена Сергеевна, да тут не о чем говорить…

Чем ей поможет эта неприятная информация? Да и она, узнав такое о своём сыне, чем сможет помочь?

— Я ведь чуяла, что у вас что-то стряслось, — она стояла на пороге кухни, будто не решаясь входить. — Всё очень серьёзно, верно я понимаю?

Я судорожно вдохнула и попыталась честно ответить не только ей, но и себе.

— Серьёзнее не бывает.

Морщинки на её благообразном лице, кажется, обозначились куда сильнее, стоило мне это сказать.

Елена Сергеевна кивнула, устремив глаза в пол.

— Знаешь, Оля, мы об этом с тобой никогда не говорили… Но с Маринкой они разбежались не просто потому что характерами не сошлись. Они и в браке-то часто ссорились. А потом она гулять начала. Всё кричала, что он после рождения сына внимания ей не уделяет. Представляешь? К сыну приревновала. Вот тебе и мать.

Кирилл никогда со мной об этом не говорил. А я не настаивала на разговоре, в душу к нему лезть не хотела. Надеялась, рано или поздно расскажет сам. Не случилось.

— Ужас какой, — выдохнула я. — Она поэтому его на отца и бросила?..

Елена Сергеевна пожала плечами:

— Ну, она никому своего чудовищного поступка не объясняла. Просто испарилась, и всё. Ни ответа, ни привета вот уже несколько лет. Но только…

Она не сразу решилась продолжить. Видно было, что сама с собой боролась, гадая, стоит ли посвящать меня во всю правду.

— …только, Оленька, не одна она виновата. Невиновный тут только Егор.

Я молчала, со спокойствием обречённого ожидая, когда на меня обрушится новая правда.

— Она-то гуляла, но и он… он — не лучше.

В груди нестерпимо закололо, но я умудрилась бессловесно кивнуть.

— Поэтому, девочка моя, ты должна понимать… Такое если случается, то никогда гарантии нет…

— …что это не повторится, — прошептала я и снова кивнула.

Свекровь прервала наше короткое скорбное молчание:

— Поэтому если решишься… если всё очень серьёзно, я осуждать тебя не смогу. Моё сердце только за Егора болит. Он очень сильно к тебе привязался.

Всю оставшуюся ночь для рассвета я проревела.

Я не видела однозначного выхода. Что ни реши — везде придётся приносить жертву.

Жертву, которая виделась мне непомерной.

Утро в чужом фешенебельном офисе было одним из самых тяжёлых во всей моей жизни. Мысли путались от недосыпа. И в этих путанных мыслях я металась из стороны в сторону, не зная, что предпринять.

До тех пор, пока на моём столе не зазвонил телефон.

— Ольга Валерьевна, — проговорил уже знакомый хрипловатый баритон, к которому я пока не выработала иммунитет. — Зайдите. Мне нужно с вами поговорить.

21. Глава 21

— Входите, Ольга Валерьевна. Вам совершено не идёт мяться вот так на пороге.

Сегодня сдержанная роскошь кабинетного интерьера давила на меня особенно сильно.

Я хочу в уют своего прежнего офиса. Хочу сбежать отсюда подальше. Сбежать ото всех. И в первую очередь от себя самой, не смеющей разрубить этот Гордиев узел.

Зима постепенно вступала в свои права. В панорамные окна за спиной у Дагмарова лился сумрачный свет ненастного дня.

Столицу заносило первым в этом году снегом.

И меня будто бы вместе с ней. Я словно начинала неметь от поселившегося внутри холода.

— Присаживайтесь.

Но я дошагала до его стола и упрямо застыла, даже не глядя на кресла. В прошлый раз я едва на месте смогла усидеть под этим пристальным взглядом. Не хотела повторять свою большую ошибку. К тому же я очень надеялась, что разговор будет коротким и скоро меня отпустят восвояси.

Списав свою дерзость на недосып, упрямо качнула головой на приглашение: