Я остаюсь в коридоре ждать маму. В этом центре в отличие от государственной консультации на стенах фотографии младенцев в смешных шапочках, перевязанных пеленками и в цветочных корзинках. Никаких тебе плакатов-пугалок про СПИД и деления яйцеклеток.

Мамы долго нет. Около получаса, наверное. Я начинаю нервничать. Администратор предлагает мне кофе или чай. Я отказываюсь, ничего в горло не лезет.

Наконец, дверь открывается, но выходит не мама, а выглядывает медсестра:

— Кира Александровна, пожалуйста, пройдите в кабинет.

— Что-то не так? — Я подскакиваю со стула, сердце бьётся где-то в желудке, перед глазами темнеет.

— Нет-нет, не переживайте. Василиса Игоревна позвала вас, чтобы послушать сердцебиение ребёночка.

— А-а-а-а, хорошо, — растерянно отзываюсь и прохожу за медсестрой.

Во втором кабинете полумрак. Мама лежит на кушетке, прикрытая пледом. Рядом за аппаратом сидит женщина в белом халате и водит по маминому животу датчиком.

— Присаживайтесь вот сюда, — медсестра показывает мне на стул возле кушетки.

Я сажусь лицом к монитору на стене. На нём в чёрно-белый тонах все какими-то черточками и точками проступает пятно.

— А сейчас послушаем сердечко, — врач щелкает кнопками и громко на весь кабинет раздается шум, как будто волны бьются о берег, и ритмичное частое постукивание. — Хорошо как бьётся, а!

Я не могу оторвать взгляда от картинки на экране. Там ещё не ребёнок, какое-то размытое пятно, но это уже человек! Он растет, живет. Он или она станут частью этого мира.

В детстве я мечтала о братике или сестренке, но мама смеялась, когда я об этом спрашивала. Теперь несмешно уже мне.

Меня переполняют эмоции, я еле сдерживаю слёзы.

— Анализы у вас неплохие. Направление на следующие я выпишу, — врач продолжает говорить что-то несомненно важное и полезное, но я не слушаю, смотрю на экран, пока его не отключает медсестра.

Прихожу в себя, когда мама, уже сидя, брезгливо вытирает живот салфеткой и одевается.

— Ну, что, доченька, на работу? — так по-деловому интересуется мама уже на крыльце, как будто для нее походы к врачам и первое сердцебиение малыша совсем не важны.

— Нет, мне надо пройтись, — грустно отвечаю, но, заметив в мамин глазах тревогу, спешно добавляю: — Проветриться. В центре было душно.

— По такой погоде? И ты же сказала, что работы много, — мама набирает водителя и слушает меня вполуха.

— Как раз подумаю о работе. Ноги идут, мысли свежие в голове появляются, — отмахиваюсь.

Возле нас паркуется мамин Мерседес.

— Хорошо, — мама целует меня в щеку и садится в машину. — Потом не надо ехать на такси, вызови водителя. Чтоб я не переживала. Мало ли какой неадекват попадется.

Я киваю и машу ей рукой.

Расставшись с мамой, иду гулять по центру. Просто бродить под мелко накрапывающий снегодождь, наступать на лужи и наблюдать, как в водной глади красивые отражения Кремля размазываются в бесформенную массу. Вдохновленные туристы глазеют вокруг, но натолкнувшись на меня, теряют свои улыбки. Неужели я так ужасно выгляжу?

Лучшее, что остается — ехать домой, в свою тихую гавань.

Только родные стены тоже не возвращают душевный покой. Я мечусь, как зверь, пойманный в клетку. Подходу к дверям детской, но, постояв немного, ухожу, так и не решившись туда войти. Лучше бы мы жили в однушке, где нет места для еще одного человечка.

В который раз звоню Жене, но он не берет трубку. Это раздражает. Я целый день пытаюсь успокоиться, только все усилия тщетно.

Серьезно, где он, когда так нужен?

Лениво окидываю взглядом стопку валяющихся на столе документов, и тут мне приходит просто гениальная идея. Я немедленно поеду в офис. И точно застану его там.