На улице взвыл ветер. Не кладя трубку, я взяла бутылку приготовленного на завтра шампанского и откупорила её. Медсестра сказала адрес, извинилась за поздний звонок. Я сделала глоток шампанского прямо из горлышка – оно было тёплое, невкусное и колючее, как слёзы.

– Простите, – оборвала медсестру на середине фразы. – Где произошла авария? Я… кажется, прослушала.

– В трёх километрах от горнолыжного комплекса «Горки Хаус». Я точно не знаю, но так поняла, на встречку вылетела машина. Сейчас погода такая…

– Д-да, погода…

Я сбросила вызов и положила телефон на подоконник дисплеем вверх. Через несколько секунд он завибрировал снова, но я не ответила. Жанка сегодня сказала, что подарила дочери на Новый год телефон, а я забыла вбить её номер. Телефон звонил и звонил, а язык кололо пузырьками взрослого шампанского.

Господи! Мы же с института знакомы! Серёжа, Жанка и я… Серёжа и Жанка… Жанка и я… Я и Серёжа… Серёжа и Жанка…

***

Как пережила ночь, не знаю. В больницу мне сказали приехать к двенадцати, но ещё и десяти не было, когда я подошла к регистратуре. Мрачная безэмоциональная тётка три раза повторила мне, что я явилась раньше времени для посещений. Как заело её! Не став спорить, узнала у пробегавшей мимо медсестры на каком этаже находится нужное отделение и поднялась туда. Меня даже не остановил никто.

Ночью я не спала. Ещё вчера у меня были любимый муж, пусть не идеальная, но лучшая подруга и видимость стабильности. Что такое предательство? Ещё вчера я думала, что знаю, что это – нарушение верности, осознанное и циничное. Так я думала. Но предательство это словно нефтяное пятно. Накрывает липкой вонючей плёнкой и не даёт дышать.

– Простите, в какой палате Сергей Васильев? – спросила я у медсестры уже в отделении.

– А вы…

Я сунула в кармашек её халата купюру.

– Я – жена.

– Четыреста восьмая, кажется. Если это тот, которого утром из интенсивки перевели.

– Да, спасибо.

Я прошла к нужной палате и остановилась, словно в ледяную воду собиралась прыгнуть. Дала себе секундочку и вошла. Серёжа поднял голову, и наши взгляды столкнулись. До этого момента у меня оставалась хотя бы капля сомнений, теперь – нет.

Рот наполнился слюной, горечь подкатила. Я просто смотрела на него.

– Ловко. – сказала наконец. – И зачем всё было?

– Ян…

– Нет, скажи! Ради денег? Для чего ты жил со мной? Из-за моего отца?! Из-за квартиры?! Да… – я мотнула головой. – Лиде почти семь! Семь, Серёжа! Это же… Да тебе Оскар вручить нужно за актёрскую игру! Сколько это ещё должно было продолжаться?! А если бы не эта авария?!

– Я хотел тебе сказать, – ответил он, словно огрызнулся.

Я потеряла дар речи. Муж подошёл. На щеке у него был пластырь, рука перебинтована и на правую ногу он прихрамывал, но в целом выглядел отлично.

– Когда Лида только появилась, хотел.

– А потом перехотел?!

– У нас семья, стабильность. – Он взял меня за руку.

– Какая, к чёрту, стабильность?! – я выдернула ладонь. – Ты мне с моей лучшей подругой изменял! Это нормально, что ли?! Да твоя дочь…

– Лиду не трожь.

Взгляд его стал злым и тяжёлым. Я поперхнулась смешком и обернулась на открывшуюся дверь. На пороге стояла Жанна. С распущенными волосами, в флисовом спортивном костюме. На её лице было несколько царапин, словно от разбитого стекла. Я перевела взгляд с неё на мужа.

– Да пошли вы к чёрту! – процедила и, оттолкнув подружку, бросилась к выходу.

До лифта дошла за считанные секунды, но дождаться не смогла – рванула вниз по лестнице, а потом и к выходу из больницы.

Всё вокруг закрывал белый – белый снег. Сугробы белого снега, бесконечность белого снега! Я давно мечтала о такой зиме, говорила Серёже, что, если будет снег на Новый год, хочу на лыжах покататься и в снежки поиграть. И в домик с камином хочу. И много ещё чего. А он улыбался, соглашался и… говорил, что любит. Только теперь за мной никто не пошёл, даже позвонить не попытался.