Ф-ф-у-у-у! — долгий выдох.

— Ира, тебе плохо, твою ж! Ты побледнела! Садись, что ж ты так на него реагируешь? А? Милая, не вгоняй меня в панику! — он крепко обнимает меня, целует в лоб, висок. А я слышу, как бешено бьётся его сердце.

— Сейчас, просто очень боялась сказать ему про машину, надеюсь, что не убьёт!

Вадим всё еще смотрит на меня так, словно решает, сейчас капельницу с литром успокоительного ставить или подождать? Улыбаюсь ему.

— Прости, я не имею права. Но ты, мне дорога, с того дня, как впервые тебя увидел с ним, а теперь, этот диагноз, не случись этого, то я бы не осознал, своих чувств, прости. И даже предстоящая операция не так страшна, я помогу тебе справиться с болезнью. Но твои откровения о Паше. Я сам сейчас в ужасе. Не понимаю, как быть. Кроме лечения, мало чем смогу тебе помочь. Я не тот солдат, какой тебе нужен, не смогу тебя защитить от него, — его голос изменился, так говорят испуганные родные люди. Но не врачи. Он меня продолжает удивлять.

— Вадим, боже! Ты сейчас, что говоришь? — смотрю в его глаза, пытаясь понять, он шутит? Пытается вселить в меня желание жить и бороться. Что происходит? Он влюблён в меня? Никогда же даже намёка на такие отношения не было.

Он поджал губы, ненадолго зажмурился, сдерживает эмоции? Долгий выдох, чувствую, что он на нервах. Так и не понимаю, что происходит.

— Я знаю его тайну, он ещё до тебя избил девушку, привёз ко мне, я тогда работал медбратом по ночам, а днём учился.

— И? — снова нервная дрожь.

— Сказал, что, катаясь на мотоцикле, упали, и она поранилась. Но характерных следов падения не было, ни грязи-пыли на одежде, ни ссадин, это однозначно побои, она виновато улыбалась и ничего не сказала. Я обработал раны и отпустил их. Подумал, что это случайность. Были и другие неприятные истории, но не хочу накручивать тебя.

— Боже, я замужем за садистом. Ты его боишься? — спрашиваю, но не хотела давить, потому что никаких подвигов от Вадима не ждала и не требую. Он сам решил взять ответственность на себя. Зачем? Это вообще похоже на какой-то бред. Но он же нормальный, адекватный. Или он знает что-то такое про моего мужа, от чего даже у него волосы дыбом и сердце в хлам?

Страшно даже думать…

— Не его, а должности, какую он занимает. Его власти. Ира, ты мне дорога, но защитить от него не смогу, вот моя боль, — его приятный мужской голос переходит на стон. И я теперь понимаю, что он искренен. Может это и не любовь, в том понимании, какую я придумала, но он очень переживает.

— Я не жду помощи от тебя, такой, о какой ты думаешь. Мне нужно одолжение. Деньги за машину и взяла наличкой. Можно оставить конверт у тебя? — наконец, я спрашиваю то, за чем пришла. Большего мне и не надо. Я сама боюсь подставлять людей, это последнее, что я буду делать. Надо максимально самостоятельно попробовать решить свои проблемы.

— Конечно, только напиши расписку, что передаёшь на временное хранение свои деньги, чтобы случайно никто не подумал, что это взятка или ещё что-то незаконное, — он виновато улыбнулся.

— Я понимаю. Поверь, я не жду от тебя подвигов, вообще удивлена, что у тебя ко мне какие-то чувства, больше, чем дружба, — шепчу, беру лист бумаги и быстро пишу расписку, вкладываю её в конверт с деньгами и отдаю Вадиму.

— Так получилось. Прости, это не страсть, я признаюсь тебе, потому что знаю, какая у тебя сейчас чёрная дыра в душе, как ты страдаешь, милая.

Снова меня приобнял, теперь, когда признался, не стесняется. И я чувствую, как сильно Вадим взволнован.

— Но нам не суждено быть вместе, ты же понимаешь? — на всякий случай решила уточнить.