— А потом можно тебя потрогать? — у него игривое настроение. Начинаю подозревать, что он всё же больной маньяк.

— Нет, тебе теперь вообще меня трогать нельзя, — говорю ему чётко, но тихо.

— Обиделась, что ли? Какие мы нежные. Ну, подумаешь, отжарил шлюшку с работы, она довольная скулила и уползла зализывать ранки. Могу тебя так же.

— Ты извращенец. Не прикасайся ко мне. Вообще, не до тебя, и только потому, что мне нужны деньги на лечение, я сейчас тут с тобой, а не сбежала.

— Так это не шутка? — его игривое настроение вдруг пропало, он сделался встревоженным.

— Чтобы ты понимал, насколько мне пофиг на твои приключения, и у меня секретов от тебя нет, можешь в сумочке покопаться, там бумаги от Вадима, сегодня пришли положительные результаты анализов. Подтвердили диагноз: рак груди. Операция через две недели, потом три месяца химии и восстановления. Так что мне не до секса с тобой. Можешь продолжать жарить эту несчастную шлюшку. Мне совершенно всё равно.

Я быстро помыла кружку и попыталась пройти мимо обескураженного мужа. До него, похоже, очень туго доходит смысл происходящего? Но он ловит меня за руку, рывком прижимает к себе, так крепко, что я начинаю стонать, воздуха не хватает.

— Но это же не смертельно, Ира? — как раненый зверь говорит, чуть не задыхаясь, его стон вызывает во мне не трепет, а ужас.

— Какая тебе разница? Смертельно или нет? Я больше не твоя, — шепчу ему в ухо, не в силах отстраниться. Понимаю, что мой тихий голос действует на мужа не так как нужно, он заводится.

— Нет! Ты навсегда моя, на-всег-да! Хочу тебя, но не так. А ласково, любить тебя всю, сладкая моя, — целует, ещё сильнее прижимает к себе и не отпускает.

— Нет! — последний выдох, и теперь я не могу вдохнуть, с такой силой он обнял меня, как дети любимую игрушку, в момент, когда её собираются выкинуть родители…

Отталкиваю его, вырываюсь из цепких объятий и сбегаю в свою отдельную гостевую комнату.

Около часа делала вид, что читаю книгу, а на самом деле думала о своём будущем и ничего придумать так и не смогла. Потом сына покормила ужином и легла спать. Одна.

В комнату вошёл муж, молча поднял меня на руки и отнёс в свою спальню.

— Твоё место тут! Выучи. И не устраивай истерик! — злой и холодный голос, точно так он требовал просить прощения у связанной любовницы.

— А я их и не устраиваю. Истерят те, кому не всё равно!

— А тебе всё равно?

— Абсолютно! Делай что хочешь, ты мне безразличен, — шепчу ему, поворачиваясь на другой бок. И тут же получаю по попе хлёсткий удар, не больно, но противно.

— Неправильный ответ, детка!

Шлёпок мужа словно выбил из меня последнюю силу воли, за счёт которой я держалась. И я завыла, истерика всё же случилась и такая, что меня начало трясти.

Прибежал сын.

— Мама, мама! Ты обидел маму? Как ты мог? — закричал Тёма на отца.

— Сын, маме плохо, прости, не можем тебе сказать. Иди к себе. Она болеет, но это лечится, скоро дядя Вадим сделает маме маленькую операцию, даст таблеток, сделает уколы и отпустит домой, как новенькую, — откуда в этом монстре нашлись правильные слова? Я всё ещё рыдаю, уткнувшись в подушку.

— Мам, это правда?

— Да, иди к себе, не расстраивайся, — шепчу сквозь слёзы.

Малыш ушёл к себе. Вряд ли он успокоится.

— Своим воем испугала ребёнка, — прошипел муж.

— Не трогай меня, просто оставь в покое, — огрызаюсь, всхлипывая.

Он вышел к сыну.

— Мне нужно найти способ сбежать от этого морального урода, иначе я его убью и сяду, — сама осознала степень ненависти к нему и ужаснулась.

Мы же любили друг друга. Да к чему эти идиотские вопросы, он ненормальный, а с ненормальными разговор короткий: «Отвали на все четыре стороны!»