Иду к папе. Он, как в детстве меня сильно-сильно прижимает. От него все так же пахнет табаком и дешевым лосьоном для лица. Закусываю губы, чтобы не расплакаться.

- Ален, Алекс, конечно, сучонок. С моей дочерью нельзя так обращаться, я поговорю, - гладит меня по спине. - И любое твое решение я поддержу. Будете разводиться или помиритесь, - я буду на твоей стороне. Идемте пить чай.

- Видишь, какой наш папа, - почти шепотом, говорит мама. - А если бы я развелась, думаешь, он бы сейчас с нами был? Уже другую бы бабу нашел и с ней детей нарожал. И не нужна была бы ты ему.

- Мам, мне не для кого семью склеивать. Ребенка у нас нет, и я точно не беременна.

- Людмила, - зовет папа, - Ты снова Алене на уши присела?

Мама всегда была не самым простым по характеру человеком. Когда я была маленькой, мы матерью часто ходили к ней на работу. Она тогда на консервном заводе работала, в бухгалтерии. И если вчера вечером отец был трезвый и не устраивал “концертов” с мордобоем, то и мама на работе вела себя по-человечески. А если накануне было “веселье”, то и вся бухгалтерия слышала потом мамин ор. Доставалось уборщицам, грузчикам, выпивохам с проходной. Всю злость мать вымещала на других. А как было мне? Тогда я еще не знала про “испанский стыд”, мать чудила, а краснела я.

А когда я стала постарше, то вся ее неуемная энергия переключилась на меня. Она не злилась, а реализовывала свои амбиции. Я во всем должна быть лучшей - в шесть меня отдали в музыкалку. Слуха у меня нет, голоса тоже, но желание мамы сделать из меня одаренного ребенка было так сильно, что меня приняли хотя очень скудные данные. Купила сразу огромный немецкий аккордеон, который я люто ненавидела. И заставляла играть часами. Стоит ли говорить, что после окончания музыкалки, к инструменту я не подошла ни разу.

Захожу на кухню. Папа режет торт. Мама что-то роется в холодильнике. Достаю из пакета свои гостинцы. Пирожные выглядят прекрасно, а сэндвич еще постарел.

- Ален, а с кофейней как? - мама нарезает кусок сыра с огромными дырками.

- Я пока не думала. Нужно по документам смотреть.

И я понимаю волнение мамы. Кофейня была моим добрачным имуществом. Я ее открыла, когда бросила институт. Денег на оборудование мне дала бабушка, папина мама. Я сняла помещение, купила две самые простые кофемашины, больше специализировалась на кофе на песке. А потом бабушка умерла, и ее квартира по завещаниюперешла мне. Я ее продала, и все деньги вложила в оборудование. А помещение продолжала снимать. Потом Алекс сделал мне свадебный подарок - выкупил и помещение, и небольшой магазин рядом. Но оформлено все теперь на фирму Алекса, так было с налогами и бухгалтерией проще. Никто же тогда разводиться не собирался. Все переделали, и теперь у меня большая и красивая кофейня. И что будет дальше, я не знаю, но точно не сдамся.

- Если ты хочешь знать, - мама повышает голос, нервно ставит тарелки на стол, почти бросает их. - Я против вашего развода. Коль, ты сам гулял, сколько у тебя баб было? Да рук и ног не хватит, чтобы сосчитать. - смотрит на отца, на лице коктейль из страдания и удовольствия, смотри, как я через время смогла тебя “укусить”, вот моя маленькая женская месть.

Папа достает из шкафчика хорошо початую бутылку водки. И одну рюмку.

- Дурная ты женщина, Люда, дурная, - последнее слово получилось сильно нараспев.- Мне даже злиться на тебя не хочется. Дочка, ну давай, с днем рождения! - папа махом выпивает стопку. - Пока я рядом, я не дам тебя в обиду. А на мать не обижайся, это она на меня злится, но меня-то не прокусить, кожа вон какая толстая, вот через тебя царапается.