Никольской посмотрел на меня сейчас таким взглядом, словно припечатал к стене.

- Послушайте меня Разумовская, не лезьте не в свое дело! Просто выполняйте свои прямые обязанности, если хотите здесь работать. Это мое последнее предупреждение. – Он сердито посмотрел на меня.

- Андрей Сергеевич, вы конечно можете и меня вместе с Евгенией Анатольевной уволить, но она права. – Снова вступил в разговор Роман Константинович. – Ирине нужна грамотная помощь, и заметьте, Евгения Анатольевна единственная из всех преподавателей обеспокоена судьбой вашей дочки.

- Не лезь к моей дочери, а иначе пожалеешь об этом! – зло процедил мне в лицо Никольский.

- Но Андрей Сергеевич, - обратился к нему Роман Константинович.

- Я всё сказал! – крикнул он и вышел из кабинета, все так же демонстративно хлопнув дверью.

- Да уж. - Вздохнул Роман Константинович и сев в свое кресло ослабил галстук. – Вы как? – спросил он меня.

- Нормально. – Едва ответила я, как вдруг почувствовала тянущую боль внизу живота. – Ай, - простонала я, чувствуя, как боль усиливается.

- Что с вами? Вы бледная какая-то стали? – он тут же подошел ко мне.

- Живот болит. – Испуганно ответила я, потому что боль становилась всё сильнее и сильнее.

- Извините, телефон забыл! – услышали мы голос Никольского. – Что с ней? – спросил он, присев около меня.

- У неё живот болит, я в скорую звоню. – Ответил директор, взяв сотовый.

- Может таблетку пока дать? – предложил Никольский.

- Я беременна. – Выдала я, обхватив живот.

- Вот черт! – выругался он. – Идти сможешь?

- Нет.

- Я сам ее отвезу. – Ответил Никольский и, подхватив меня на руки, выбежал из кабинета.

***