Снегопад зарядил ещё два дня назад, город стоял в пробках не только по причине новогодней суеты, но и пресловутой беспечности дорожных служб. Мне, как человеку без машины, передвигаться было сложнее, но я справилась, накупив мандаринов и еловых веток в ближайшем супермаркете.

Звонок телефона застиг меня на выходе из ванной. Я мельком взглянула на экран. Увидела, что моего общения жаждет супруг. Пожала плечами и пошлёпала сушить волосы. Через четверть часа и лёгкий макияж мобильный ещё кряхтел от входящих вызовов. Я налила чаю, села на подоконник в кухне и приняла вызов.

— С Новым годом, Миш, — обречённо выдавила я, прихлёбывая обжигающий напиток с ароматом мяты.

— Ты дома? — голос у бывшего был резок.

— Угу…

— Я сейчас приеду, — безапелляционно заявили из трубки.

— Зачем? Я сейчас уезжаю в гости…

— Алис, нам надо поговорить.

— Поговорим после новогодних праздников.

Мой магнит для неприятностей чуял здоровенный подвох в этом разговоре. Я старалась оттянуть его наступление. Плюс после того, что бывший муж со Спиридоновым устроили на свадьбе подруги, я не горела желанием вообще о чём-либо беседовать с этими двумя. Вася спровоцировал Мишу этим похабным, во всех смыслах, поцелуем. А Рубенской хуже собаки на сене себя повел. Вот какое ему дело до того, с кем я целуюсь, он так-то спал два года с другой бабой. И я даже не прокляла эту парочку.

— Алис, я ошибся… — выдохнул бывший муж. — Я сволочь, скотина, тварь последняя, но я, Алис, не могу… Я не хочу тебя отпускать. Ты никогда меня не простишь и будешь права. У меня нет никого права просить о прощении… Но я не могу…

Он говорил сбивчиво, нервно. Я слушала и с ума сходила от этих слов. Это насколько надо быть, ну не знаю, засранцем, чтобы сейчас как ножом вырезать мне на душе все эти слова?

— Я никогда не хотел детей… — голос утихал. — Я и теперь их не хочу, но когда узнал об этом, мне показалось, что я всё время себя обманывал и буду рад. Но я ошибся. Я ни черта не рад. Меня бесит это всё. Не пойму, что именно. Но ты, вот если бы ты была беременна, тогда я точно был рад, потому что это был бы наш с тобой ребёнок. Ты бы ходила беременная, ты бы, как любишь, с ироничными монологами о любви селёдки и клубники, сама шутила. Ты бы на УЗИ не сопли глотала, а с присущим тебе ехидством сказала что-то примерно такое, что вот, Рубенской, я ношу под сердцем твоего наследника, ты уж поднажми, чтобы ему было что наследовать…

— Прекрати, — с комом в горле прервала я. Знал бы он сейчас, как мне хочется все вазы мира разбить о его голову, знал бы он, как мне отчаянно не хватает боевой катаны, чтобы отрезать ему его проклятый язык… Знал бы он, что с категории засранца он сейчас упал ещё ниже, наверно, к придуркам обыкновенным.

Меня выворачивало от его речи. Он просто топтался по больному. Шаркал растянутыми сапогами по моим мечтам. Вдавливал в мировой навоз все мои планы и надежды. Он без ножа кромсал меня.

— Нет, — всё не успокаивался бывший муж. — Я не прощу себе, если ты сейчас всего не услышишь. Понимаешь, я люблю тебя. Ещё сильнее люблю. А когда увидел, как этот идиот тебя лапает и целует, меня взорвало. Только тогда я понял, что безвозвратно теряю тебя навсегда. Хотя ты никогда и не принадлежала мне. Ты была сама своя. И твоя любовь… В первую очередь ты любишь себя, а не меня. И за это я влюбился в тебя… За то, что ты всегда оставалась мне недоступна. Но потом я начал уставать завоёвывать тебя каждый день, час, год… Мне казалось вот будь ты теплее, нежнее, тогда всё бы было лучше, но меня бесят, вымораживают эти сопли, потому что я хочу добиваться, сражаться, покорять. Мне не нужна никакая другая, кроме тебя…