- Понимаю.
Я киваю, встаю с места и, взяв тарелки в руки, с грохотом ставлю их в раковину. Как есть, с борщом. Бордовая жижа растекается по белому камню, на котором наверняка останутся следы. Это очень капризный и дорогой материал, за которым нужен уход. И ладно, после развода, раковина достанется Савранскому. Как есть, в борщевых разводах.
- Не представляю, как ты страдал. И какое облегчение тебя ждет, когда мы разведемся.
Савранский молчит и, кажется, что на этом наш разговор окончен. Я уже почти дошла до коридора, как услышала его тихий, решительный голос:
- Ты не поняла, Настя, никакого развода не будет.
10. Глава 10
Я никогда не была красивой.
И я всегда знала это.
Какая угодно, ко мне подошел бы любой эпитет. Умная, веселая, забавная, компанейская, свойская, простая. Так меня часто называли мужчины.
Красивой – никогда.
Я принимала это как данность, и научилась завоевывать чужие бастионы не милой мордашкой, а острым умом, хорошо сделанной работой, уместной шуткой. У меня было свое оружие, и оно сражало соперников так же, как у других сражает красота.
Вот только женщиной от этого я быть не перестала. И сейчас мне сделали так больно, что я сама удивилась, неужели в моем возрасте, с моим опытом и прививкой в виде здорового цинизма еще может так болеть?
Я вытерла злые слезы и посмотрела на себя в зеркало. Такая же уродина как прошлой ночью, когда мне об этом сообщил муж.
Знать, что ты не привлекательна, и слышать это от своего любимого человека – разные вещи.
У всех есть ментальные раны, и я думала, что в браке мы учимся лечить их друг у друга, а не давить и упиваться тем, как тебя ломает от боли.
Я никогда не говорила Савранскому, что у него маленькая зарплата, хрустит тазобедренный сустав, завышенное ЧСВ и член мог бы быть на пару сантиметров длиннее.
Он делал вид, что обожает мою бабушку, всегда ел домашнюю еду, даже те блюда, которые не удались и посещал со мной все театральные премьеры, хотя сам откровенно скучал.
Это правила, на которых отстроился фундамент нашей семьи. И вчера его сломали. Не кто-то конкретный, мы все.
Я вытерла салфеткой кривой рот. Наверное, нужно было сделать гиалуронку как Римка. Или уже не трогать, все равно лучше не станет. Под глазами мешки, волосы всклокочены и торчат, а кожа истончилась и приобрела землисто серый цвет. Это спереди. А сзади… жопа. Большая такая, с крутыми боками и оттопыренным в сторону бампером.
Я включила холодную воду, набрала в пригоршню воды и сполоснула лицо. А потом снова посмотрела на себя в зеркало. Ничего не поменялось, я по-прежнему страшная, только теперь с некрасивого лица стекали прозрачные капли. Как слезы.
Иронично, но я не плакала. Даже когда Савранский с жаром принялся убеждать, что нам нужно сохранить этот брак. Что мы не можем позволить себе быть свободными, и должны терпеть. Да-да, именно так и сказал, будто описывал не жизнь со мной, а тюремное заключение.
Но я не пролила ни одной слезинки. Просто сидела, тихо охреневая, и представляла, как добавляю ему в борщ мышьяк. А еще в моей голове выстроился план, глупый и совершенно абсурдный, я даже дала себе шанс передумать к утру, однако на часах семь, а я стою здесь, в туалете спортивного центра, куда ходит мой муж.
Еще несколько минут я уговаривала себя выйти и найти администратора. Каждый шаг давался мне с трудом, будто я планировала попросить о чем-то постыдном.
Девушки по имени Нина не было на месте, зато в зале я наткнулась на двух знакомых мужчин: Тимура и Гаврила.
Первый вел персональную тренировку с молодой клиенткой. Интересно, зачем таким худым девицам спорт? Или они потому и худые, что хотят в зал, а не Макдональдс? Ее красивую круглую попу обтягивали лосины и каждый раз, когда она наклонялась вниз, Тимур искоса бросал взгляд на выпирающую филейную часть.