— Проснулась? — улыбается папа, когда я открываю глаза. Почти как раньше. Сашка устраивается у меня под боком.

Шторы уже не могут сдержать яркий солнечный свет.

— Что за… — от сына пахнет курицей и домашней лапшой. Они обедали?! — Сколько время?!

— Почти полдень.

Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я всё проспала!

— Пап, посмотри за Сашкой! — кричу на бегу.

Пока чищу зубы, смотрю пропущенные, и стон выражает всё, что я о себе думаю. Михаил Германович звонил трижды! На кухонном столе тарелка с недоеденные супом и следами весёлого обеда — одинокая макаронина прилипла к обоям на уровне спинки стула.

— Добрый день. Приёмная Хейфец Михаила Германовича. Чем я могу вам помочь? — меньше всего я ожидаю, что голос у молчаливой секретарши окажется низким, с сексуальной хрипотцой.

— Здравствуйте! — чайник плюхается на плиту, громко звякнув. — Меня зовут Кира Самсонова, мне было назначено на десять часов…

— Да, Кира Игоревна, Михаил Германович не смог до вас дозвониться, — ещё бы он смог, телефон так и работал в режиме «Не беспокоить», — но просил сразу связать вас с ним. Одну минуту, — в трубке играет скрипка и мелодия из «Шерлока Холмса» — его любимого фильма. — Соединяю.

— Спасибо!

— Кирочка?

— Михаил Германович, простите ради Бога! — винюсь я под вопросительным взглядом заходящего в кухню папы. — Честное слово, со мной такое впервые! — я прислоняюсь к кухонном гарнитуру, пока папа убирает со стола. — Можно я сегодня подъеду? В любое время. Когда вам удобно?

— Давай-ка так, — в трубке слышится шорох бумажных страниц, — у меня сегодня всё забито, в том числе и обед, — он хмыкает, заставив вспомнить, с каким удовольствием они с папой жарили шашлыки на нашей даче, — поэтому приезжай в шесть. Я тебя встречу и поговорим.

— Я буду, спасибо вам большое!

— До вечера!

— Кира? — папа сидит на деревянном стуле и пристально наблюдает, как я беру кружку и достаю сахарницу.

— Да? — чайник, наконец, вскипает, и я заливаю растворимый кофе шипящим в носике кипятком.

— Ты уверена в том, что делаешь? — я тяну время, устраиваясь напротив него. — В разводе всегда виноваты двое…

— Считаешь, надо было к ним присоединиться?! — срываюсь, и папа морщится. — Извини! — кофе обжигает нёбо и язык, и я дышу с открытым ртом.

— А Сашка как? — он сцепляет пальцы перед собой. — Что ты скажешь ему?

— Ему трёх нет, — ещё один глоток, — вряд ли с этим возникнут проблемы.

— Ты всё решила, — констатация факта.

— Да.

Поджатые губы, собравшиеся около глаз морщины и постукивание пальцем по ладони — папа недоволен. Настолько, что хочет высказаться, но сжимает зубы. Знает меня, как и то, что в нотациях нет смысла.

Пожить здесь уже не кажется такой хорошей идеей, ведь с отцом мы перестали ладить с тех пор, как вместо поступления в институт я вышла замуж. За того, против кого он категорически возражал и, как показало время, не зря.

— Хорошо, — медленно произносит папа, а я в который раз не понимаю, как у насквозь интеллигентных родителей выросло такое чудо, как я, — что ты намерена делать?

— Михаил Германович нас разведёт, — имя приятеля в этом контексте ему тоже не нравится, — мы общались в субботу, — из гостиной раздаётся довольный Сашкин смех. Машинка из Киндера весело скатывается со спинки кресла. — Не переживай, мы не задержимся надолго, мне потребуется не больше недели чтобы найти новое жильё, — и папа ожидаемо взрывается.

— Разве я тебя выгоняю?! — он привстаёт, опираясь ладонями о стол. — Ты — моя дочь, а это, — он обводит рукой кухню, — твой дом! Чтобы ты не воображала себе все эти годы!