– Я их продала, – вру ему, но стараюсь не показывать ничего на своем лице. – Сегодня вечером.

– Что? Ты совсем рехнулась? Там же миллионы!

– Это не твои деньги.

Миша подходит ко мне и добавляет:

– Но я их тратил на тебя!

– Потратишь еще, – поджимаю губы в плотную ниточку и сощурила глаза. – Если понадобится.

– Ебанутая, – выпаливает он, а я не могу это терпеть. Отваливаю громкую пощечину. Никогда в наших ссорах я не отвешивала ему оплеух, чтобы тот пришел в себя. И эта, по всей видимости, заставила его врасплох.

– Я убила на тебя семь лет брака и три года сверху, – стараюсь как можно спокойнее говорить, но чувствую, как мой голос дрожит. – Всю свою юность бросила под твои ноги. И ты еще осмеливаешься называть меня так?

Миша смотрит на меня ошарашенными глазами. А у меня ощущение, что меня бьют по оголенным нервам.

– Знаешь, что, Морозов, – набираю в легкие побольше воздуха, – выметайся из моего дома, пока беды не наслал на себя же.

– Эта квартира…

– Моя, – заканчиваю за него фразу.

– Ну ничего, – говорит тот, развернувшись ко мне спиной и направившись к сумке. – Я тебе такой развод устрою!

– Буду ждать с нетерпением, – к неожиданности для себя говорю.

И откуда во мне столько злости?

– Ты еще пожалеешь, что так себя ведешь сейчас!

– Ага.

Морозов собирает сумку, истерически застегивает ее на ходу и поспешно выходит из комнаты. Но, остановившись в коридоре, смотрит на небольшую статуэтку, стоящую на тумбе. Она в форме награды «Оскар». Золотая. Настоящая. Ему вручили ее за лучшие продажи от компании. Миша протягивает руку к ней и говорит:

– Это я тоже забираю с собой.

– Можешь не отчитываться, – цежу сквозь зубы, провожая его взглядом.

Миша, ничего не говоря, быстро выбегает из квартиры. Даже не дождавшись лифта, он бежит по лестнице.

Я медленно закрываю дверь и замираю. Слезы подступают и снова начинают жечь глаза. Я прислоняюсь спиной к двери, словно это единственная опора в моей жизни. Спускаюсь по ней и обхватываю ноги руками. Не сдерживая слез, чувствую, как натянута струна внутри меня, которая еще сильнее сжимает мое сердце.

Вот и всё. Теперь назад пути нет: Морозов еще пожалеет, что ушел от меня. И я это ему докажу.В доме, как-то, опустело. И заметила я это лишь тогда, когда Миша ушел. Почему-то раньше, приходя домой, мне хотелось тишины, хотя бы на пять минут. А теперь, эта тишина сдавливает виски.

Нет споров, нет упреков. Просто тишина, в которой слышится гул мотора холодильника, что так хорошо сливается с общим фоном.

Сижу и смотрю на экран смартфона. Нажимаю на сенсорную кнопку на нем, чтобы активировать.

Шторка уведомлений пуста. Точнее, я не вижу в ней того, чего хотела бы. Миша не пишет. Ни привета, ни ответа.

Я делаю глоток вина из бокала, но оно кажется мне безвкусным. Я делаю еще один глоток, будто бы пытаясь распробовать его. Это происходит на автомате, и сегодня я не хочу контролировать свои действия. Я вздыхаю с горечью, стараясь не поддаваться нахлынувшей истерике. Я так и не притронулась к еде. Тарелка с овощным салатом не опустела ни на грамм, и мне не хочется есть. Но я все же пытаюсь переубедить себя, что нужно хоть что-то съесть. Хотя бы одну ложечку…

Возможно, мне стоит попробовать что-то другое, чтобы вернуть вкус к жизни. Но пока я не нахожу в себе сил даже на обычный прием пищи.

Телефон вибрирует и на экране высвечивается: «мама».

Нервно сглатываю слюну и поднимаю трубку.

– Алло?

– Доча, привет! – встревоженный голос мамы меня настораживает. – Как твои дела?

А как мои дела? Я не знаю.

– Да потихонечку, – говорю неуверенно и мама это слышит. По крайней мере, мне так кажется. – А у тебя?