— Но вы не похожи на ту, которую избивает муж, — Лидия Ивановна щурится и опускает очки на кончик носа.

— Это дело поправимое, — прячу телефон в карман. — Я смогу сыграть забитую и запуганную мужем-тираном женщину.

— Допустим, — Лидия Ивановна откидывается на спинку кресла. — А какую цель преследуем?

— Я не уверена, что мой муж согласится на полюбовный развод, — слабо улыбаюсь. — Их же переклинивает в такие моменты…

— Да, большинство мужиков с катушек съезжает, — соглашается Лидия Ивановна.

— У нас есть сын. Меня не интересует деньги или имущество, — нервно постукиваю пальцами по подлокотнику пальцами, — но сын должен остаться со мной, если моему мужу взбредет шальная мысль его у меня отобрать.

— Знаете, я… мягко скажем, обескуражена, — Лидия Ивановна медленно моргает. — Вы хотите обвинить супруга в насилии?..

Если честно, у меня нет конкретного плана действий. Первое: я хочу наказать мужа, второе: у него не должно быть возможности отнять у меня Дениску. Я пойду на что угодно, лишь бы мой сын остался со мной.

— Только в случае его упрямства. Подобные записи могут быть доказательством в суде его неадекватности и того, что его надо лишить родительских прав?

— Он пьет? Употребляет наркотические вещества?

— Нет, но…

— Притормозите, милочка, — охает Лидия Ивановна, вглядываясь в мои глаза. — Вы можете себя подвести под суд. Вы, что, готовы в суп мужу мешать наркотики?

— Я этого не говорила, — я не отвожу взгляд.

— Да по вашим глазам все видно, — поддается в мою сторону. — Лишить человека родительских прав тяжело. В первую очередь должна быть угроза для ребенка, но насилие к матери или члену семьи тоже могут быть основанием, однако одних только записей маловато. Вы понимаете?

— Что требуется еще?

— Свидетели, как минимум. А еще заявления в полицию, например. Вызовы при факте насилия, снятие побоев… Не вздумайте!

— Что? — я слабо улыбаюсь, а сама подумываю с лестницы упасть и приложится лицом о стену.

— Господи, — Лидия Ивановна встает, оправляет юбку и шагает к двери, которую запирает на ключ.

Затем он подходит к шкафу, роется в нем и достает бутылку из темного стекла и две стопки.

— Ну, с таким я первый раз сталкиваюсь, — возвращается за стол и разливает густую жидкость, которая напоминает жидкую смолу.

— Что это?

— Успокоительное, — придвигает стопку ко мне, — настойка на травках. С Алтая привезла. Пейте.

Поднимаюсь на ноги, уверенно плыву к столу и опрокидываю в себя мерзкую горькую жижу в себя. Передергиваю плечами и возвращаюсь в кресло.

— Ну, а теперь к сути, — говорит Лидия Ивановна, когда опустошает рюмку.

— Он мне изменил, — говорю я и неожиданно горько всхлипываю.

— Рядом с вами коробка салфеток, — Лидия Ивановна со вздохом кивает на низкий столик у кресла. — Не стесняйтесь.

10. Глава 10. Да, дорогой, я тебя слушаю

— Привет, мам, — шепчет Дениска.

Лежит у дивана, на котором задремал Саша, и что-то рисует цветными карандашами.

— Т-ссс, — прикладывает пальчик к губам, — папа спит.

На цыпочках прокрадываюсь к сыну, перешагивая кирпичики лего сажусь рядом:

— Что рисуешь?

Наревелась я в кабинете юристки всласть. Ее якобы успокаивающая настойка сняла с меня зажим, и я выпустила из себя поток слез и отчаяния, на которое Лидия Ивановна молча вздыхала.

— Вот, — Денис садится и вручает мне рисунок. — Это мы. Вот папа, вот я, вот ты, а это ба и деда.

Очаровательный рисунок, яркий и теплый. Руки и ноги у нас, конечно, разной длины и толщины, но улыбки у всех до ушей. А еще у меня очень модная прическа, которая напоминает гнездо. По сердцу пробегает трещина печали.