Рома багровеет и почти орёт:

– Ты что, мужик, оглох?! Она моя жена!

– Недолго мне осталось ею быть, – подключаюсь к их диалогу.

– Слышь? – усмехается наглец. – Недолго!

Потом смотрит на меня и, поигрывая ключами от машины, уточняет:

– Подбросить?

– Астон Мартин? Серьёзно?

Смотрю на тачку, к которой подошли. Серый полированный корпус блестит перламутром, плавные линии навевают сравнение с диким животным семейства кошачьих. С леопардом. Низкая посадка, огромные хромированные диски, дуги которых напоминают бьющие в воду молнии, узнаваемый значок с крыльями.

Короче, как говорят: «что-то на богатом».

На плечи мне опускается мягкая ткань пиджака, который незнакомец снял с себя. Я ведь в чём была выскочила – в атласном платье-сорочке. Пальцы на моих плечах чуть сжимаются, когда следует вопрос:

– Хочешь без верха прокачу?

А этот товарищ тот ещё пижон.

– В марте? – скептически приподнимаю бровь, а он иронично хмыкает:

– А что? Предлагаешь подождать лета?

Морщу нос, думаю, что, возможно, это неплохой способ проветрить голову. Главное не переусердствовать, а то вместо облегчения можно получить диагноз и больничную койку.

– А давай.

– Чудно, – потирает руки, – запрыгивай, – распахивает дверцу.

Как запрыгивать в машину с таким клиренсом не знаю, поэтому по царственному укладываю себя внутрь кожаного салона и тону в объятьях изогнутого кресла, идеально поддерживающего усталую спину.

– Так, нужен обогрев, чтобы нам не задубеть.

Он что-то переключает на приборной панельке и экране управления, а я кутаюсь глубже в его пиджак, опуская щёку на мягкую дорогую ткань. Она стильного бежевого цвета, атласная подкладка тёплая и нежная. Определённо парень не из простых.

Разглядываю его исподтишка. Парню лет тридцать, так что вернее сказать – мужчина. Хотя нынче такие мужчины пошли, что и в сорок они маменькины сынки, прям как мой почти-бывший-муж.

– Что у тебя там с руками? Давай посмотрю. В дверь ты впечаталась знатно.

Не дожидаясь ответа, он берёт меня за запястья, мягко потирает кожу пальцами. Онемение давно прошло, но мне приятны его прикосновения, так что не возражаю.

– В аптеку заехать? Может, что-то от ушибов купить? Правда, я не особо в лекарствах разбираюсь.

– Знаешь, я тоже.

Мы как-то незаметно переходим на «ты».

Когда салон достаточно прогревается, крыша уезжает и прохладный мартовский ветер снова проникает под тонкую ткань одежды. Горячий воздух из обдува и тёплое сиденье под попой неплохо нивелируют контраст.

– Если слишком замёрзнешь, скажи.

– А сам-то? – киваю на его рубашку.

– Мне нормально.

С этими словами он вдавливает газ в пол, и мы мигом вылетаем на середину проспекта.

Такая манера езды кое-что сообщает о человеке: например, что он импульсивен, резок и решителен. И не терпит быть на вторых ролях. Его борзость распугивает более спокойных водителей, хотя никакие правила не нарушены.

– Я Матвей, кстати.

– Рузанна.

Матвей притормаживает на светофоре и поворачивает ко мне голову.

Ожидаю комментария в духе «какое необычное имя», но он лишь произносит «очень приятно, Рузанна», и фраза эта ласкает слух покрепче любого комплимента.

– Что ж у тебя случилось, Рузанна? – задаёт закономерный вопрос, когда снова трогаемся. – Если лезу не в своё дело, можешь смело послать.

Возможно, в другой день и с другим мужчиной я бы так и сделала, но мне надо с кем-то поговорить.

Он не смотрит на меня, только на дорогу. А я пялюсь на уголок его губ, где снова притаилась усмешка. Касаюсь щекой спинки сиденья, плотнее кутаясь в мягкий пиджак.

– Муж нажил двоих детей на стороне. Вернее, один только на подходе. Второму уже… а хрен знает сколько лет. Я не уточняла. Вот так, если вкратце.