Вот чёрт!

И так накатывает, что бёдра непроизвольно сжимаются.

Я вытираю пальцы влажной салфеткой и медленно расстёгиваю молнию на брюках. Никто на меня не смотрит. И даже если обернётся, ничего не увидит. Я засовываю руку в штаны и надавливаю на клитор. Так приятно, что в глазах темнеет. Мне надо найти кого-то для секса. Развод не повод превращаться в монахиню.

Кого-нибудь помоложе.

Красивого.

Наглого.

Плохого.

Сексуального до дрожи в коленях… Ай, ой!

Почему оргазмы с мудаками самые сладкие?

***

— Это Вася ему звонила вечером. Три неотвеченных звонка, — довольно сообщает Никитос следующим утром.

— Поставил таки прослушку?

— Нет, пробил его номер через знакомого.

— Значит, Вася. Я так и думала. Истеричная девица — сначала психует и убегает, а потом названивает. Какие планы на сегодня?

Никитос заглядывает в рабочий ежедневник:

— Дроздов с главбухом уезжают на встречу с инвестором. Когда вернутся — неизвестно, могут с концами там пропасть. Это мне Настя рассказала.

— Главбух — это такой мужик в возрасте? Выглядит как скромный олигарх, который скрывает своё богатство, но у него это плохо получается.

— Да. Грушин Роман Анатольевич, пятьдесят семь лет, правая рука покойного Дроздова. Работает в «Питерстрое» ещё с девяностых годов, говорят, классный бухгалтер.

— Да с чего он классный, если Влад занимает у тестя денег на зарплату водителю?

— Это другое.

— Ладно, а мне-то что делать?

— Пиши пока отчёты по вчерашнему дню. И подробно так, ничего не пропуская. Даже если тебе кажется, что это мелочь, всё равно пиши.

Ну уж нет, всё писать я не буду. Только то, что относится к делу. Мой оргазм в кинотеатре не относится.

Трачу полдня на обработку фото и видео, печатаю поминутный отчёт о проделанной работе. Вчера мне казалось, что мы близки к завершению дела, а сегодня вижу, что особых доказательств нет. Ну шлёпнул он её по попе, зато потом отказался идти в кино и не брал трубку. Какие-то глупые игрища. Но моя женская интуиция вопит, как сигнализация дорогой тачки в криминальном районе.

Что-то тут не чисто.

После обеда заваливается Настя. Нехорошо, что она ходит сюда, как к себе домой, но, с другой стороны, это же она оплачивает арендованную машину, бензин и наши рабочие часы. Она ставит на стол картонную коробку и жестом фокусника распахивает её. Там лежат пончики с разноцветной глазурью — шоколадной, ванильной, клубничной.

— Вот! Это вам, ребята! Вы прям как настоящие калифорнийские копы расследуете запутанное преступление, а настоящие копы всегда едят пончики. Я видела в сериале.

— Правда? — спрашивает Никитос. — Ну спасибо! Но пока у нас мало данных.

— Покажите, что есть, — требует она.

Я морщусь, но разворачиваю к Насте экран монитора. Она садится за стол и читает мой отчёт. Я внимательно наблюдаю за её красивым лицом. Оно гаснет, теряет краски, вытягивается. На лице становятся заметны шелушинки, подчёркнутые тональным кремом, под глазами — тёмные круги. Измены мужа всегда катастрофически отражаются на внешности жены, но развод может поправить ситуацию.

Она сглатывает слюну с таким звуком, словно у неё высохло во рту. Я подаю ей стакан воды.

— Спасибо, — говорит она. — Не думала, что это будет настолько неприятно.

— Может быть ещё хуже, — предупреждает Никитос.

— Я знаю. Но, как говорится, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. Я должна узнать правду.

— А ты не пробовала с ним поговорить? — спрашиваю я.

Она смотрит на меня так, словно я сморозила глупость.

— Ну, конечно, пробовала! Он уверяет, что у него никого нет, что ни разу мне не изменял. Злится, что я его подозреваю.