– Понимаю, я всё понимаю, но тёть Лид, ты мне покажи её, я гляну, – хватаю её за руку. – Если отзовётся что-то в душе, может, и заберу. А то что мне теперь, в петлю если только.

– Ой ты бедная моя, как же так, как же так, – причитает.

– Тёть Лид, пожалуйста.

– Хорошо, – вздыхает медсестра. – Я сегодня в ночную, вот как начальство по домам разойдётся, отведу тебя.

***

На улице ночь, в больнице тихо, все спят. И только я стою у окна, с тоской глядя на звёзды. Миллионы огоньков светятся где-то там, за многие-многие километры от нас. Когда-то давно я читала, что чистые души, уходя, превращаются в звёзды. Может и моя малышка стала звёздочкой и смотрит на меня оттуда?

Вот и стою теперь, вглядываясь в тёмное небо, пытаясь получить ответ, а как мне теперь жить? Для чего? Зачем?

Раздаётся лёгкий скрип двери палаты. Оборачиваюсь. Лидия Ивановна.

– Ждёшь меня? – спрашивает.

– Жду.

– Пойдём.

Иду за медсестрой по ночным коридорам, кутаясь в тёплую шаль. Меня теперь всё время морозит.

Мы поднимаемся на два этажа вверх, заходим в отделение патологии новорождённых.

Лидия Ивановна заводит меня в отсек, где лежат дети в боксах.

Сердце моё ёкает, руки начинают дрожать. Здесь четыре кувеза, в трёх из них лежат маленькие крошки, но я почему-то сразу останавливаю взгляд на крайнем.

Там лежит маленькая красноватая малышка в розовом памперсе.

– Это она? – вздрагивает от волнения мой голос.

– Да, – кивает Лида, с жалостью глядя на меня.

Подхожу к прозрачному боксу и погибаю…

Это же чудо… Крошечные ножки и ручки, миниатюрные пальчики, губки бантиком, светлый пушок на головке, аккуратный носик, реснички. Как можно такого крохотного малыша бросить? Кто будет её любить? Заботиться о ней? Кормить, рассказывать сказки по ночам?

Вспоминаю, как однажды, ещё будучи подростком, попала в больницу с отравлением, а там была палата брошенных детей.

И помню я, как годовалые дети стояли там столбиками в кроватках, с тоской глядя на суету взрослых, которые пробегали мимо, не обращая внимания на малышей. Они не плакали, не истерили. Они смирились со своей ненужностью…

Я не хочу такой судьбы для этой крошки. Да, я не смогу помочь всем брошенным детям, но ведь избавить от такой судьбы хотя бы одну душу, это лучше, чем прожить совершенно пустую безрадостную жизнь.

Может поэтому “справедливый” Бог и оставил меня на этом свете?

Я не знаю ответов, но я чувствую, что мы с этой крошкой нужны друг другу.

– Тёть Лид, – хрипло от накативших эмоций прошу я. – А можно её подержать?

– Нет, милая. Таких деток брать на руки пока нельзя. Но можно потрогать, погладить по головке. Хочешь?

– Конечно, хочу.

Лидия Ивановна помогает мне надеть специальные перчатки, показывает, как надо прикоснуться с малютке.

Крошка спит, поэтому я почти невесомо трогаю её волосики и пальчики. Это такое волшебство, что на несколько минут я забываю о своей потери, боли, тоске. Я как будто снова могу дышать рядом с этой несчастной, брошенной всеми малюткой.

Минуты бегут, а я растворяюсь в щемящих душу чувствах нежности, умиления, любви…

Но очень быстро, как мне кажется, Лидия Ивановна трогает меня за плечо.

– Пора, милая, а то получу я по шапке, ты же понимаешь? – смотрит она на меня сочувственно, но твёрдо.

– Лидия Ивановна, я хочу её забрать.

– У тебя будет время подумать. Малышка недоношенная, слабенькая, долго ещё будет лежать здесь. Так что успеешь окончательно принять решение, и там ещё документов кучу нужно оформить.

– Конечно, Лидочка Ивановна, конечно. Спасибо тебе, дорогая, – в сердцах обнимаю пожилую женщину. – Я твоей доброты вовек не забуду.