Я только морщусь и прикрываю веки от усталости. Даже драконам нужно иногда спать. Но я должен посмотреть.

— Раньше тут были пыточные, еще во времена, когда князем был ваш дед, Родрик Жестокий.

— Я знаю, — отмахиваюсь я. Мне не хочется говорить, но, похоже, Даррену не по себе. Его голос дрожит точно как факел, что в моей руке. Смертный. Не слишком ли я сильно доверился ему?

Даррен продолжает, похоже, он не уловил моей интонации:

— Все думают, что это место было затоплено, после его правления. Люди хотели забыть обо всем, что он делал и стереть в своей памяти следы собственной низости. Ведь они мирились с теми ужасами, что он творил. Закрывали глаза. А потом каждый, кого спрашивали, как он допустил ночь кровавой жатвы, клялся, что все это было как в тумане, что фигура Родрика подавляла и уничтожала волю. Здесь поворот налево, князь.

Он поднимает факел над головой, чтобы лучше было видно проем, ведущий налево.

Там впереди, я уже вижу дверь, изрядно выделяющуюся на фоне общего обветшания. Скобы блестят новизной, а дерево еще белое — дверь поставили только что.

— А что ты бы сказал? — спрашиваю я его.

Он останавливается и выдерживает мой долгий взгляд.

— Я бы сказал, что служил своему князю, как и положено. Кровь была бы не на моих руках, а на его руках, по прежнему. Слуги — это лишь инструмент в руках властителя. Как молот инструмент в руках кузнеца, или орудие убийства в руках разбойника.

Так вот значит, как он себя успокаивает.

— Ты же понимаешь, что я не мог поступить иначе, Даррен, — говорю ему я. — Она не оставила мне выбора, предала меня.

— Я не судья, князь, я лишь служу вам.

Проклятый старик.

— Сюда, — говорит он и отодвигает тяжелый металический засов. — Они не могут выходить отсюда, мы торопились, людей было мало, но мы сделали все, чтобы туда не попадала сырость и им было удобно.

Я захожу внутрь. На меня из полутьмы глядят две пары глаз. Робкая с виду старуха и дородная молодая девка с большими налитымигрудями, красивая но как будто перепуганная до смерти. Она тут же вскакивает и торопливо поправляет платок на голове.

— Князь, — говорит она тихо, но восторженно, — это такая честь, служить вам вот так. Господин распорядитель когда сказал мне, что я должна буду делать, я чуть не умерла от счастья. Но я даже не думала, что смогу повидаться с вами лично. Скажите мне, что я не сплю.

— Ты кормилица? — перебиваю ее болтовню я.

— Да! Я так рада, что могу быть полезной. Это удивительно, я только прибыла в город и сразу нашла такое место. Быть кормилицей ребенка самого князя — это настоящее чудо. Это честь для меня.

— Зачем тут старуха? — спрашиваю я Даррена.

— Она будет принимать роды. Кормилица вот вот должна родить.

Я делаю несколько шагов вглубь комнаты. Даррен был прав, здесь все выглядит действительно неплохо. Они постарались на славу. Помещение вполне похоже на жилое.

— Покажите мне дитя, — говорю я.

Я должен посмотреть еще раз, должен удостовериться. Что если я ошибся? Нет, этого не может быть. Я не ошибаюсь. Никогда.

Но почему же я здесь?

Кормилица отходит в угол комнаты и достает младенца из люльки, завернутого в целый ворох тряпок.

— Вот она, — говорит девка с улыбкой, — ну просто ваша копия, князь Ивар. — Я когда впервые увидела вас, так и подумала, что ребенок, должно быть, пошел в вас, а не в вашу покойную супругу. Говорят, она была очень доброй…

— Заткнись,— прерываю я девку и подношу факел поближе к лицу младенца. От треска огня младенец открывает глаза, а затем и рот, а потом щурится. Я мог бы поклясться, что глядя на меня, дитя улыбается. А в следующее мгновение начинает вытягивать крохотную ручонку, словно хочет потрогать мои волосы.