— К счастью, я был там. Иначе бы наш нелепый брак с Ириной затянулся бы черт знает на сколько, — он разжимает мои пальцы, и, вместо того, чтобы оттолкнуть, растирает мои холодные руки своими горячими ладонями. Я перестаю дышать. — Я четыре года мучился, не понимая, что происходит. Ответ лежал на поверхности, а я упрямо не хотел замечать его. Я винил во всем себя, думал, что делаю что-то не так. Я любил ее, Соня.

Он отпускает мои ладони и встает.

— Я не верю, что ты не знала о моем присутствии в библиотеке. Я вообще теперь не верю тебе, — Ян отворачивается от меня, устало вздохнув. — И ты пришла не за разговорами. Ты пришла за реваншем.

Не в силах выносить этот холод, подхожу к барной стойке у противоположной стены, нахожу кубинский ром и выпиваю залпом полстакана. Такая доза может сшибить с ног взрослого мужчину, но я, невысокая хрупкая молодая женщина двадцати шести лет, проглатываю спиртное чуть тяжелее, чем воду. Что ж, выпивка иногда служит мне спасеньем от реальности.

Когда отец медленно умирал от рака, я тайком таскала ром из его запасов. Единственного, что мы не продали ради его выздоровления. Но увы, его не спасли миллионы, и пара ящиков элитного рома ничего бы не решили.

4. 3. Соня

— В нашем доме на Княжьем озере у меня была своя лошадь. Резвая, породистая, из Андалусии. Одна моя лошадь стоила дороже, чем весь твой гараж, Ян, — я улыбаюсь, понимая, что вся моя жизнь похожа на нелепый спектакль. Классическое произведение о принцессе, добравшейся до самого дна. — И знаешь, что с ней произошло? Ее продали с молотка. На аукционе, как ненужный никому антиквариат. Все наше состояние ушло на лечение отца и покрытие долгов. Нам оставили только ящик рома и мой личный счет для мелких расходов на двести тысяч рублей. Эти деньги я потратила до копейки в надежде, что смогу спасти отца.

Джинсы подсыхают. Я встряхиваю волосами и вода перестает раздражающе капать на пол.

— Я думал, ты из Питера, — слышу задумчивый голос Яна. Никто не знает о моей жизни.

— Это уже не имеет значения. Для всех я — София, жена Вадима Макарского. Подобранная с улицы, вернее, купленная за долги зверушка. У меня нет ничего, кроме пары тысяч в кошельке и кредиток, которые, вероятно, завтра уже будут заблокированы. Если я уйду от Вадима, я больше никогда не увижу Нику. Макарские сотрут меня в порошок, не оставив от меня даже мокрого места. Вот в каком я дерьме, Ян.

Я допиваю ром и ставлю пустой стакан на каминную полку.

— Глупости. Можно добиться развода и забрать к себе дочь, — протестует он, скрестив руки на груди. Он стоит позади меня и не стесняется разглядывать как дикого зверька в зоопарке.

— Да я не дойду даже до суда. Я вчера жива осталась, потому что свекровь за меня заступилась, — всхлипываю. Мне стыдно признаваться в том, что я настолько слабая. Мне стыдно, что об меня вытирают ноги и я это терплю. Стыдно стыдно стыдно!

Я не контролирую слезы. Они не хуже дождя потоком заливают мою одежду.

Пламя камина согревает, но меня все равно бьет дрожь. Я никогда не выберусь из этого ада.

— Соня, — зовет меня Ян, но я не могу обернуться. Пока не могу. Сейчас, только успокоюсь.

Он мягко кладет свои руки мне на плечи и разворачивает лицом к себе.

— Соня, — повторяет он. Цепкими пальцами хватает меня за подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза. — После того, как я ушел, он бил тебя?

Что я могу ему ответить? И вообще, могу ли я ответить? Я продолжаю реветь, как последняя дура, а сказать не дает ком в горле. Кажется, если открою рот, то затоплю здесь все похлеще ливня.