Мою дочь, как всякого ребёнка, легко обидеть и заставить плакать. Нужно просто не обращать внимания на её желания. И, как и любого малыша, сложно потом успокоить.

Всегда считала, что лучше не доводить до таких слёз. Отвлечь чем-нибудь, занять, заболтать, в конце концов. На то мы и взрослые, что можем увлечь и переключить свою дитёшку, заботясь о её здоровье. А не возгонять психику ребёнку до истерики.

И никогда прежде я не замечала за мужем таких садистских наклонностей.

Нет, он всегда давил авторитетом. Но вот так хватать дочь и, невзирая на её крик, куда-то тащить? Упиваясь её и моей беспомощностью?

И это Илья, который говорил, что не выносит детский плач? Что ему физически больно, когда при нём плачут дети? Что дети должны расти в любви и заботе? Его что, подменили?

Я впала в ступор.

До какой низости ещё может дойти мой ещё вчера любимый мужчина? И как ещё вчера импонировавшая мне его черта – упорство в достижении своей цели – смогла повернуться своей неприятной стороной против меня? Я словно попала в кривые зеркала. Или, наоборот, лишилась искажающего реальность своего влюбленного взгляда на нашу жизнь?

А Милочка боролась за свою свободу, извиваясь с воплем в его руках.

– Отпусти, – тихо и каким-то чужим, низким и грудным голосом произнесла я. – Отпусти ребёнка, ирод! Что же ты творишь?

Илья сморщился от очередного визга моей малышки и, наконец-то, поставил её на пол. Милочка пошатнулась, а я перехватила содрогающееся тельце дочери и прижала к себе. Шептала ей ласковые, отвлекающие слова. Но она и не думала успокаиваться. Слишком далеко зашлась в своём крике.

– Людмила, прекрати истерику! – громко гаркнул на неё муж, кривясь.

Из-за этого моя малышка расплакалась ещё больше, уходя на следующий круг.

Да, что же ты делаешь! Это невыносимо! Феерический дурак!

Добралась с дочкой до ванной и захлопнула дверь перед носом мужа. Сейчас самое важное – успокоить ребёнка. Остальное подождёт.

Отвлекая и забалтывая, обещая дома разрешить поиграть с бабушкиными котиками, умывая и тормоша, наконец-то, утешила малышку. Мила затихла, уставшая и потная от долгих слёз. Но мыть и переодевать её сейчас я не буду! Не ко времени и не к месту. Все потом. Нам бы вырваться из квартиры теперь!

Когда Люся перестала всхлипывать и уже начала деловито обговаривать со мной детали кошкиного дома, я открыла двери ванной комнаты, искренне надеясь, что Илья свалил из квартиры.

Но не тут-то было!

Этот… отец года пошёл на второй круг:

– Людмила, тебе ведь нравится твоя комната в доме? Почему ты не хочешь поехать со мной?

Моя Милочка, глядя с ужасом на Илью, накуксилась опять и прижалась ко мне сильнее, намереваясь вновь заплакать.

– Да имей же ты сердце, уйди! Папаша, блин! Свали уже! – помня о беременности, тем не менее я подняла Милочку на руки.

Ничего. Она лёгонькая. Авось ничего не случится!

– Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Виктория! Ты не торговка на рынке и не на площади! – скривил губы Илья.

– Куда уж мне до твоих высоких стандартов! – фыркнула, делая шаг к выходу из квартиры, – Вобла твоя из нашей квартиры без трусов всякий раз уходит, что ты скопил здесь целую коллекцию?

Муж вспыхнул, как факел. В момент! Завелся с одного движения!

– Что ты позволяешь при ребёнке? – зашипел, поддаваясь ко мне вперёд.

Я прижала к себе дочь плотнее и, чуть отвернувшись от него, прошипела:

– Своя правда глаза жжёт?

И в этот момент раздался телефонный звонок. Кто-то позвонил мужу, и Илья, отвлекаясь от нас, принял вызов, сделавшись сразу холодным и сосредоточенным.