И я купаюсь в своем счастье и грею душу мечтами о нашем будущем.

Черный внедорожник Германа тоже стоит в гараже, значит любимый дома.

Я открываю входную дверь и удивленно замираю на пороге. Кто-то врубил колонки на полную громкость, и стены буквально трясутся от громкой музыки.

Мы так никогда не делали. Герман даже не слушает такую попсу.

Это настолько странно, что я пугаюсь.

Замечаю в коридоре небрежно разбросанные женские сапожки. Три пары. Теряюсь окончательно. Хозяйки этой обуви сегодня дружно прогуляли универ.

Почему они у нас дома? Почему Герман не позвонил и не сказал мне, что они приехали, если он тоже здесь? Может, его нет?

Ничего не понимая, скидываю свои кеды, и спешу подняться по лестнице на второй этаж.

Музыка играет именно там. А еще оттуда слышится задорный женский смех.

Я взлетаю вверх по ступенькам и останавливаюсь в нерешительности.

Слышу голос своего мужа из нашей спальни:

- Катюш, не шали, я запретил одеваться, мы еще не закончили.

2. 2

В сердце вонзается острый осколок невероятного предположения.

Нет, этого не может быть. Только не мой муж. Он точно любит меня. Я уверена.

Я сейчас открою эту дверь, и все встанет на свои места. Муж не может мне изменять. Это просто один из тех нелепых моментов, когда кто-то что-то надумал, услышав обрывок разговора. Я не стану паниковать. Я уверена в нашем браке.

Делаю шаг к двери. Тянусь пальцами к дверной ручке.

- Я тоже хочу-у-у, - узнаю голос Лизы и цепенею.

Кровь стынет в моих жилах. И дело не в словах, которые я услышала. Дело в тоне подруги. Она скорее простонала свою просьбу, чем произнесла. Призывно так. Откровенно.

Паника все-таки накрывает меня удушливой волной.

Становится нечем дышать. От волнения все плывет перед глазами.

Но я отказываюсь верить испорченному телефону. Нет. Не мог любимый так с нами поступить.

Руки дрожат, и я промахиваюсь мимо ручки.

Из-за двери раздаются стоны, которые моя упрямая уверенность никак не может объяснить.

Хватаюсь за ручку и толкаю дверь с отчаянной решимостью.

Мой любимый муж стоит рядом с кроватью голый, а рядом с ним на коленях стоит моя подруга Оля. Она тоже абсолютно обнажена. Как и Лиза с Катей, развалившиеся на нашей супружеской постели.

Мне кажется, от боли, разрывающей сердце, я сейчас взорвусь на атомы. Потому что невозможно вынести такое.

Смотрю на мужа и меня буквально сносит волной злой ненависти, которую излучают его глаза.

Кто этот холодный незнакомец? Герман не может так на меня смотреть.

Голова кружится. Я просто не могу осознать то, что вижу своими глазами.

Кажется, лучше бы и правда моя жизнь прекратилась в эту минуту, чтобы я больше не чувствовала этой сжигающей душу боли.

- Явилась, - с холодной усмешкой приветствует меня Герман.

Он грубо отталкивает от себя Олю и отходит к журнальному столику, на котором стоит слишком много пустых бутылок.

Герман берет одну из тех, где на дне еще плещется жидкость, задевая соседние. Одна из них соскальзывает, ударяется об пол и разлетается на множество осколков.

Девчонки взвизгивают и смеются. Оля прыгает на кровать, чтобы не пораниться. А муж не обращает ни на голых девушек, ни на устроенный беспорядок никакого внимания. Он опрокидывает в себя остатки янтарной жидкости и бросает пустую бутылку об стену.

Я испуганно дергаюсь.

- Герман… - шепчу, не в силах даже имя его произнести в голос.

- Ты вовремя, - говорит муж, глядя на меня с холодной ненавистью. – Четыре шлюхи лучше, чем три.

Он подходит ко мне стремительно в три шага, замахивается и наотмашь бьет ладонью по щеке.

Я теряю равновесие и неловко падаю на пол. Один из осколков от разбитой бутылки врезается в ладонь добавляя еще каплю боли к той, что заполняет меня сейчас до краев.