Я не делала аборт. Я бы никогда его не сделала. Мой малыш, плод моей любви. У меня был выкидыш.
Врач сказала, что это совсем не удивительно, когда на таком маленьком сроке беременности получаешь сильнейший стресс. А запись в той клинике действительно есть, так что если дотошность Аристова возьмёт верх, и он проверит, то всё будет чики-пуки. С одной разницей, мне сделали чистку уже мёртвого зародыша, а не убили живого малыша. Эту информацию можно почерпнуть только из моей карты, которую Платон читать уже не станет.
Аборт для нас обоих табу. Мы оба были против этого, и сейчас своими словами я просто помогла ему развеять возможность второго шанса между нами. Просто всё к чертям добила.
Только жизнь продолжается.
Умывшись и хорошенько успокоившись, я вышла из ванны. Постояв посреди коридора пару минут, поняла, что в домике слишком тихо и темно.
Где Полина?!
Стало совсем плохо. Пока я там сопли по прошлому мазала, Барышникова могла что угодно сотворить. Несусь в её комнату, где тоже совсем темно и пусто.
- Полька! Ты где?! Барышникова? Не пугай меня так!
- Я тут, – глухо, как из могилы, отзывается подруга из дальнего угла спальни, что с порога её сразу и не видно.
- Вижу, но, блять, от увиденного мне не легчает, – выдыхаю я и падаю на колени рядом с ней на пол. – Прости, дорогая. Это я, идиотка, виновата. Я нарочно устроила это представление, но, чёрт, я не думала, что ты воспримешь это так близко к сердцу.
Полина открывает припухшие от слёз веки. В глазах усталость, боль, недоверие. Так жутко, словно себя снова вижу два года назад после клиники.
- Зачем? Для кого представление? Для меня? – обиженно шепчет она.
- В некотором роде и для тебя, но в большей степени захотелось проучить этого гондона Лёлика.
Устало сажусь рядом. Чувство вины перед ней гложет все внутренности.
- А что он натворил? – вяло интересуется, но укрывает своим пледом и мои голые ноги. Я разулась ещё в ванной, а подол платья повыше задрала, чтобы не мешал.
- Спорил на девушек. Условие – переспать за определённый срок. Выигрыш – кучка денег, – вываливаю нелицеприятную правду её недосвидания.
- А почему именно в этот раз?
- Потому, что впервые Лёлик пошёл ва-банк. Ставки были крайне высоки, и нашему бизнесмену захотелось сорвать куш. А ещё Сириус… утром я поняла, что наша звезда бокса тоже пойдёт до конца. За тебя.
Барышникова неожиданно громко и страшно хрипло смеётся, что меня от ужаса аж передёргивает.
- Полинка, я идиотка. Думала, что тебе будет на пользу увидеть, как классный мужик отхерачит гондона, посмевшего позариться на тебя. Реально, никакого злого умысла с моей стороны.
Но чувствую, подруга не очень-то верит в честность моей подставы. А я сама бы поверила?!
- А что руководство? У вас тут кругом вип и элита, а массажист проворачивает такое, – спрашивает снова, пытаясь понять всю ситуацию.
- А Лёлик тоже из элиты, – недовольно рычу я. – Сынок обнищавшего бизнесмена. Вот его устроили к нам по блату. Красивый и язык подвешан хорошо, да и руки из нужного места растут. Женская половина наших пациентов благоволит к нему. Многие закрывают на такой тотализатор глаза. Мол, играется красавчик и ладно. Безобидный же. Да только не для всех.
- А что Аристов? Ему говорила?
И снова ЭТОТ.
- Пыталась обличить эту парочку Лёлика и Болика, но была выслана прочь из кабинета, – гордо задирая свой подбородок, я воинственно складываю руки под грудью. – Сама "придумала-поверила-обиделась", вот ответ нашего дорого Платона Юрьевича.
Жду продолжения допроса, но Барышникова устало откидывается на стенку, прикрывая глаза.