Я сдерживаюсь. Не хочу ссор. Пусть приезжает. Пусть ворчит. Лишь бы была рядом.

Перед приездом Лены я судорожно пытаюсь убрать квартиру. Но все как назло. Пылесос забился. Я с горем пополам убираю засор и приступаю к уборке, как выбивает пробки. Иду к соседу… Я также дважды поскальзываюсь в ванной – сначала на каплях шампуня, потом на геле для бритья. И еще умудряюсь порезаться. Подбородок кровоточит. Я матерюсь в голос, стою с окровавленным лезвием в одной руке и зубной щеткой в другой, как полный идиот.

Пытаюсь приготовить что-то – хотя бы пожарить мясо. Но оно полностью не оттаяло. Все пристает к сковородке. В итоге масло загорается… Я тушу пламя полотенцем. Ну здорово! Теперь еще и воняет гарью.

Я уже в бешенстве. Это что, порча? Стоило Еве уехать, и все – техника бесится, моя жизнь разваливается, галстуки по-прежнему пропадают, еда оказывается на брюках, а любимая женщина – на расстоянии, потому что ее муж-придурок стал что-то замечать. Все не так.

Сажусь на край дивана, мокрый, злой, с порезанным подбородком, смотрю на стену, где висит наше с Евой свадебное фото. Я бы сжег его. Но она заметит пропажу, когда вернется. А она вернется. Наверняка. С этой своей новой «учебы». Хотя я все еще не понимаю, с чего вдруг такое рвение и почему именно сейчас. Но я все равно рад, что она не здесь. Если бы Ева заявилась домой, то я бы точно не выдержал. М-да… Нужно узнать, не приедет ли она раньше…

Звоню ей.

– Как ты там? – спрашиваю.

– Все хорошо! – выпаливает жена. Похоже, у нее действительно все хорошо. В отличие от меня. – Учеба в разгаре. Даже думаю задержаться еще на пару дней! Тут все та-ак интересно.

– Правда? Ну... ладно… Тогда оставайся. Раз интересно.

Мы еще немного говорим и прощаемся. Смотрю в окно и грущу. Фух… Ну ничего. Если уж все равно все летит к черту, пусть хоть Лена приедет. Хочу, чтобы она была в моей квартире. В моей кровати. Хочу почувствовать, что она – моя.

Я слышу звонок в дверь и сразу иду открывать. Плевать, что на подбородке красный след от неудачного бритья, что рубашка чуть пахнет гарью, а на полу – следы от пролитого масла. Я думаю, это вторично. Главное – Лена приехала.

Лена стоит на пороге с приподнятой бровью, одетая идеально, как всегда: светлое пальто, туфли в тон, волосы собраны пучок. На губах – еле заметная надменная улыбке, в руке – крошечная сумочка, в глазах – осуждение.

– Привет, – говорю и делаю шаг назад, чтобы впустить ее.

Она заходит, тут же морщится и замедляет шаг.

– Тут... эм... душно, – говорит она.

– Ну… возможно. Но ничего критичного. Раздевайся.

Лена снимает пальто, осторожно, словно она боится задеть что-то грязное, и осматривает квартиру. Я вижу, как ее взгляд цепляется за кучу посуды в раковине, за пятна на плитке, за пакет, испачканный супом и забытый под столом.

– Ты, похоже, без Евы тут... как без рук, – замечает она, сдержанно.

Я усмехаюсь.

– Да ладно тебе. Главное, что теперь ты здесь.

– А ты не думал, может, прибраться, если приглашаешь даму?

– Кому нужна эта показуха? Мы все равно будем смотреть только друг на друга.

Лена делает кислое лицо, но не спорит. Просто идет дальше, мимо кухни, мимо гостиной, в сторону спальни, и вдруг останавливается у самой двери.

– А это что? – спрашивает она, прищурившись.

Я подхожу и смотрю на штатив с телефоном. Он стоит у самой кровати – высокий, черный, уверенно направленный туда, где должен быть эпицентр действия.

– А, – я улыбаюсь. – Это... для нас.

– Для нас?

– Ну, я подумал... Мы с тобой в последнее время так редко бываем вместе. А ты ведь такая красивая… Хотел бы все записать. Чтобы потом пересматривать. Ночами.