Внутри меня все замирает. Вот сейчас…Сейчас это случится, и я из просто шлюхи превращусь в бессердечную суку, которая скрыла от него ребенка.

– Что ты хочешь знать? – спрашиваю, зажмурившись на секунду и резко распахнув глаза.

– У тебя есть сын. – Он смотрит прямо на меня, и этот пристальный взгляд как пытка. Как худший детектор лжи. И вот тот самый последний гвоздь. Сразу. Наотмашь: – Чей это ребенок? Мой? Или того дебила, с которым ты связалась?

– Твой, – произношу единственное слово. – Твой, – повторяю, судорожно вдохнув порцию кислорода.

– Блядь, – выдыхает Ваня зло, и я вижу, как его плечи оседают, а грудная клетка вздымается от такого же отчаянного вздоха.

Я с трудом поднимаюсь и ковыляю к нему, держась за столешницу. Сейчас его измена меркнет в сравнении с моим поступком. Я бы многое отдала, чтобы вернуться в тот день. Я бы просто ушла без того позорного выкрика, что беременна от другого. Мы бы просто развелись, и, возможно, я бы сейчас жила спокойно с Сашенькой. Но я так не сделала.

– Прости, – шепчу я.

Пересиливаю себя и касаюсь его плеча. Ваня такой горячий, словно температура подскочила выше сорока.

– Иди спать, – бросает холодно, скидывая с себя мою руку.

– Ваня, – бормочу дрожащими губами.

– Иди. Спать, – повторяет он, выделяя слова. – Мне нужно…

Я закусываю внутреннюю сторону щеки и ковыляю по мебели, сама не знаю куда. Просто подальше от него.

– Себе делаешь больно? Или мне? – спрашивает он, в два шага оказавшись рядом.

– Прости, – вновь выдаю я слово, которое вообще ни на что не влияет.

Не отвечает. Подхватывает меня опять на руки. Прижимаюсь нему. Пышет жаром, и сердце так стучит. Мое. Его.

Несет меня вверх по лестнице, аккуратно заносит в одну из комнат на втором этаже. Так же молча сажает меня на край большой кровати. Резко разворачивается и идет к двери.

– Давай поговорим, – умоляю я.

Мне нужна его помощь. Мне очень нужно, чтоб он вернул нашего ребёнка. На прощение не надеюсь. Да и сама его не прощу никогда.

– Утром, – проговаривает угрюмо и уходит, хлопнув дверью.

Мне невыносимо тут. Невыносимо без него. И невыносимо опять чувствовать на себе его запах. Скидываю с себя платье, которое сдавливает тело корсетным верхом, кое-как разбираю постель и забиваюсь под одеяло. Плачу в подушку, закусывая ее край, чтоб этот рев не разносился по всему дому, и сама не замечаю, как засыпаю.

Просыпаюсь оттого, что меня обнимают его руки, и даже не сразу понимаю, что это не сон. Ваня прижимается ко мне, жарко дышит в шею, и я ощущаю в его дыхании запах крепкого алкоголя.

Он оплетает руками мою талию и прижимает спиной к своей голой груди.

– Ты сказал, что в сексе недостатка нет, – напоминаю я – перед глазами мелькают кадры того, что произошло в офисе.

У него столько женщин было. Столько есть.

– Я не за этим пришел, – его речь нечеткая – много выпил. Иначе бы не пришел, наверное. – Я скучал по твоему запаху, Слав. Он мне снился каждую херову ночь. – Ваня шумно тянет носом и утыкается его кончиком в мою шею. – Спи. Просто спи.

Я беззвучно глотаю слезы и молюсь, чтоб это не заканчивалось.

– Вань, он забрал у меня Сашеньку, не дает мне его видеть… – начинаю я, и слезы потоком льются на подушку. – Сын на него записан, он юридически его отец. Умоляю тебя, помоги мне вернуть Сашеньку. Я все сделаю, только помоги…

– Слава, – он прижимает меня еще крепче, поглощая мою дрожь своим телом, – дай мне пару дней, и я верну тебе ребенка. Клянусь.

Его «клянусь» эхом разносится внутри моей черепной коробки. Если он так сказал, то так и будет.