– Зачем? Ты с ума сошел, – Рэм цокает и недовольно качает головой, и, схватив за руку, тащит в самое пекло.

Услышав масштабы катастрофы, сотрудницы мебельного магазина приступили к своим обязанностям весьма рьяно. Через два часа я просто взвыла, потому что ноги начали гудеть от непрерывной ходьбы. Мог бы и предупредить, что нам предстоит, я бы балетки взяла, или босоножки без каблука.

В итоге, когда я встала посередине зала, нервно сдула с лица выбившиеся из прически волосы, и сказала, что если ему ничего не нравится, тогда я пошла, он сам пусть наматывает круги по магазинам, как-то быстро мы выбрали все. Буквально за десять минут он вспомнил всю мебель, которая мне понравилась, заказал доставку на завтра, так как сегодня у них все расписано, и повел меня в кафе у того самого фонтана.

Так блаженно я еще ни разу не стонала, привлекая всеобщее внимание. Только женщины смогут понять, какой это чистый кайф, разуться после долгой ходьбы в не самой удобной обуви.

Заказав легкий перекус, продолжаем молчать. Кофе и чай приносят быстро. Пирожное мне запретили, чтобы не перебивала аппетит. За это Рэм удостоился рожицы с высунутым языком.

– Как ребенок, – и рассмеялся бархатисто, что захотелось начать строить ему глазки.

Глупышка, самая настоящая. Он же играет мной. Знает, как мне не хватает его внимания, ласки, любви и играет. Грязно. Давая то, чего столько времени лишал, я ведь могу и правда влюбиться в него. Только уже серьезно. А он? Смогу ли я стать за месяц для него той самой?

Однобокая игра у нас выходит, и при любом раскладе он побеждает, а я проиграю.

Я уже влюблена, мной легко играть. На меня легче надавить. Меня легче подчинить. А его – нет. Он не любит, не влюблен. Симпатия, которая не факт, что у него ко мне есть, недостаточно сильная вещь, чтобы потом ему всю жизнь было достаточно лишь меня.

– О чем задумалась? – делая глоток кофе, непринужденно спрашивает.

– О том, что даже если я передумаю уходить через месяц, кто даст гарантию, что ты, добившись своего, пустив пыль в глаза, не начнешь гулять вновь по другим юбкам, только тщательнее скрывая грешные связи? – выпаливаю, совершенно не задумываясь.

Откровенность во всем. Я хочу быть честной. Мне надоело, что вокруг меня все лгут, ищут выгоду. Я не хочу быть такой же, как эти люди. И однажды, возможно, они даже поймут, сколько боли причиняют и изменятся.

– Анют, послушай меня сейчас очень внимательно. Я скажу один раз, и повторять больше не буду.

– Привет, милый, – на стул рядом с Рэмом присаживается Марина и нагло целует, взъерошивая волосы на макушке. – Добрый день, Аня.

Картина маслом. Муж, любовница, жена. Сейчас должна быть еще фраза: «Дорогая, ты все не так поняла», как в дешевой мелодраме. И я, как та самая жена, которой все зрители кричат: «уходи от него, сверкая пятками», «выброси этого кобеля за порог в одних трусах! Лучше найдешь!».

Сердце пронзает острая боль. Он не откидывает ее руку, не отсылает лесом. Он просто сидит и позволяет себя лапать у меня на глазах, унижая на глазах стольких людей. Слезы наворачиваются на глаза, но я держусь. Не позволю ей видеть себя слабой. Я уйду с гордо поднятой головой. Ничему жизнь не учит. Глупая. На что только надеюсь.

– И что ты здесь забыла, – ледяной тон мужа заставляет сидеть на месте, а любопытство просит досмотреть спектакль до конца, даже если будет мучительно больно. – Я недостаточно точно объяснил, что все кончено?

Не смотрю на Рэма, боюсь, а вот на Марину да, с «радостью». Пытаюсь найти на ее лице ответ хотя бы на один свой вопрос, но ничего, кроме триумфа, не вижу. Она чувствует себя королевой и как-то странно держит в руках планшет.