– Ань, это не то…
– Да-да, не то, что я подумала, – безжизненным голосом отвечает и хочет слезть, но я не даю этого сделать, преграждаю путь собой.
Жена ерзает упругой попкой по столешнице и меня так не вовремя заводит эта возня, что хочется задрать платье и успокоить ее прямо здесь, не отходя от места. Но это ведь Аня. С ней только в постели, только по классике, хорошая ведь, правильная, чтоб черт всех подрал.
– Посмотри на меня. Смотри, сказал, – хватаю за голову, заставляю смотреть прямо в глаза и шиплю прямо в родные губы. – Это не то, что ты думаешь. Я не собирался с ней встречаться. Успокойся. Немедленно.
Молчит, смотрит на меня, как дикий звереныш, который ранен и мечтает сбежать от обидчика. Да что же ты так смотришь так, словно только я во всем виноват? Но это не так. Не только я соглашался на этот союз. Мы все знали на что идем, и даже ей не сказали про любовь, неужели сама настолько глупа, что на поняла этого за год совместной жизни?
Я не участвовал в ее жизни, кроме стандартных фраз: «Как прошел день?», «Что-то нужно?», «Как успехи в институте?» и все в этом духе. Постель была редкостью, и слишком пресной. Неужели все это не заставило ее задуматься, что что-то не так?
Так почему я себя должен чувствовать виноватым? Я взрослый здоровый мужик, которому нужна женская ласка. И не в плане ужинов-завтраков и кукольной жены с чистым сердцем. Мне и собеседница нужна, и та, с которой будет не скучно на любой плоскости, в любой комнате, а может даже не только в квартире.
Из-за капризов какой-то девчонки не собираюсь меняться. Она не может дать мне всего, значит у меня будут для этого другие. Только тщательнее скрывать придется. Этот ангелок не сможет при всем желании стать любовницей, отвечающей моим запросам, а значит, о верности не может идти речи.
Но почему так паршиво от ее взгляда? Почему?
– Я поняла. Отпусти меня, пожалуйста. Я очень устала, хочу прилечь, – шепчет и ерзает вперед, надеясь, что отпущу.
– Аня, – отпускаю лицо и сжимаю ее запястья, не сильно, но ощутимо, стараясь остановить.
– Рэм, прошу, мне больно, – в глазах застыли слезы.
Уже хоть что-то. Так лучше. Отпускаю запястья и отхожу на пару шагов. Кареглазка сползает на пол, и, поправив юбку платья, выходит из ванной. Иду за ней и перехватываю у самых дверей, схватив за плечо.
– Пожалуйста, я хочу прилечь. Отпусти.
– Здесь есть кровать. Ложись, – и подталкиваю в нужном направлении.
– А ты? – голос пропитан страхом, а мне все равно на это. – Я хочу побыть одна.
– Ложись. Я никуда не уйду, поработаю из дома. Если передумала спать, то продолжим.
Специально давлю на нее. Она должна понять, в любом случае будет так, как я сказал. Она или уснет под моим контролем, либо мы договорим. Два варианта. И она выбирает первый. Забирается на постель, и, повернувшись ко мне спиной, поджимает колени к груди.
Смотрю на нее несколько минут, а потом достаю из комода теплый плед и накрываю строптивицу. Сначала пихается, откидывает плед, но потом сдается, понимая, что я не отступлю. В комнате прохладно, а она мерзлячка.
Сажусь в кресло напротив кровати и смотрю на нее. Сначала Анютка беззвучно плачет, вижу по дергающимся плечам, слышу по тихим сдавленным всхлипам. Можно было бы успокоить, прижать к себе, но тогда может посчитать, что слезами можно манипулировать мной. Ничего, поплачет и успокоится. Уроком будет.
Не знаю через сколько, но она все же засыпает. За окном уже стемнело, а я все сижу и смотрю на жену и думаю, как мы докатились до такой жизни. И тут раздается звонок в дверь.