А я возвращаюсь к разговору с Русланом.

– Поэтому, я вообще не понимаю с какого, я извиняюсь, хрена вообще должна возиться с этим ребëнком. Который, и для тебя самого офигительный сюрприз.

– А с чего ты взяла это? – Хмыкает Руслан.

– То есть? – Хмурюсь я. – Что ты имеешь ввиду?

– С чего ты взяла, что я по дурости не предохранялся. И что дочка для меня это неожиданность? – Уточняет он.

И я на секунду утрачиваю дар речи. Это такой цинизм, что мне просто нечего сказать. Точнее слишком много всего. Но абсолютно всë нецензурно. Да еще и вряд ли удастся выстроить в логическую цепочку изложений мысли.

Уже потому, что сейчас мной полностью завладевают эмоции.

А Руслан тем временем продолжает:

– Ты же не хочешь слышать о том, что я хочу детей. А знаешь, я всегда получаю то, что решил.

– Ну, ты и тварь, – наконец, удается мне произнести вслух хоть что-то. – Но знаешь? Хрен я куда поеду с ребенком. Понял? Это же ты хотел детей. А значит, подрывай свою задницу и тащи ее в "Италию", нянчится с долгожданной и обожаемой дочуркой. И учти, времени у тебя в обрез. Поэтому, шевелись быстрее. Я нянчится с ребенком твоей любовницы долго не собираюсь. Еще максимум полчаса. И то, исключительно из уважения к малышке. Она здесь как и я – пострадавшая сторона. Даже больше. У меня только муж – эгоистичная похотливая скотина. А у нее оба родителя – пустоголовые самовлюбленные нарциссы.

– Настя… , – рычит Руслан.

– Я уже всë сказала, – отрезаю я. – Если через полчаса тебя здесь нет, я просто разворачиваюсь и сваливаю. Я и так сделала гораздо больше, чем должна была.

Руслан кажется собирается сказать что-то еще, но я не даю ему такой возможности.

Скидываю звонок и выдыхаю.

Так, нужно успокоиться.

Подзываю официанта, прошу чай с мятой и мелиссой, а после смотрю на Соню.

На удивление, малышка успокоилась сама и сейчас смотрит на меня круглыми темно-синими глазищами.

Которые, я уверена потемнеют еще больше и по итогу станут карими.

Точь в точь как у "любящего и заботливого" папулечки.

– Тебя хоть кормили?

Я вздыхаю. Понятия не имею, что едят такие крохотули. Мне казалось, что в этом возрасте они еще пьют грудное молоко.

Заглядываю в детскую люльку-переноску в которой и расположилась Соня.

В боковом отсеке обнаруживаю большую пачку салфеток для детской кожи, несколько подгузников, бутылочка с какой-то желтоватой жидкостью и резиновая собачка с обгрызанными ушками.

Очевидно любимая игрушка Сони.

Я пробую то, что в бутылочке. Брызнув себе на тыльную сторону ладони и лизнув.

Это оказывается что-то вроде компота из сухофруктов.

Значит, давать можно.

Я протягиваю Соне бутылочку и она с жадностью начинает пить. Очевидно ей жарко. Скорее всего из-за этого и капризничать начала.

Я расстегиваю ей комбинезончик, искренне надеясь, что до приезда Руслана, ей не нужно будет менять подгузник.

Эх, полчаса это я еще много времени дала.

Смотрю на малышку и испытываю двоякие чувства.

С одной стороны хочется немедленно встать и просто уйти. Начать думать, как вообще мне жить дальше после всего случившегося.

С другой – малышка уж точно ни в чем не виновата. И все же заслуживает хотя бы тех, тридцати минут, которые я обозначила.

Когда мне приносят чай, она как раз разбирается со своим компотиком и начинает крутить в маленьких ручках уже пустую бутылочку.

Я протягиваю ей резиновую собачку и Соня потешно улыбается практически беззубым ртом и тут же тянет любимую игрушку в рот, начиная ее грызть.

Видимо, какие-то зубки уже лезут.

Надо отдать должное. Руслан заходит в кафе даже раньше, чем полчаса.